Paradisus
Шрифт:
подери! Придется спускаться – идти вдоль провала нельзя: стрелки не прикончат,
так растерзает тварь. Держаться железки – единственный шанс уцелеть.
Сидя в приовражных кустах, я наблюдал за вертушками. Из лесу
показалась рыжая, осмотрелась (в глазах - ужас), заметила меня.
– Пригнись.
От нее теперь не избавишься…
С вертушек сбросили тросы. Маленькие фигурки заспешили вниз – пауки.
Все, началась
– Спускайся следом за мной,- сказал я и, хватаясь за траву и кусты, полез
вниз по склону. Сверху на меня посыпались мелкие камешки из-под ботинок
самки.
Мы достигли дна, когда наверху, в лесу, захлопали выстрелы. Значит,
кроме нас есть уцелевшие: работенка для стрелков.
В мутной воде речушки лежала большая часть пассажиров Последнего
Поезда. Черные от копоти тела, неестественно вывернутые руки и ноги,
стеклянные глаза, оскаленные зубы. Приехали, блин. Как здорово, что меня среди
них нет.
– Ложись, - шепнула рыжая.
Дьявол! Я, должно быть, свихнулся: «Как здорово, что меня среди них
нет!».
Вертушка зависла над нами. Я лежал на спине и видел, как из нутра
машины показалась голова стрелка в желтом шлеме.
Я замер, я не дышал, я стал мертвецом.
Ветер колыхнул седые волосы на голове лежащего неподалеку от меня
игрока. Тут же раздался звук, похожий на клацанье зубов, и череп трупа
взорвался. В лицо мне брызнул кровавый дождь, но я не пошевелился.
– Арт ур, здесь одни дохлые.
Вертушка, круто взяв влево, скрылась из виду.
Я не сразу пришел в себя, некоторое время лежал неподвижно: по крайней
мере, один раз мы с рыжей квиты. Самка уже оклемалась и стояла у кромки воды.
Взглянула хмуро:
– Умойся.
И то дело.
Я спустился к речушке, разогнал радужную пленку. Зачерпнул пригоршню
зеленоватой влаги, смыл с лица мозги и кровь.
В поисках брода мы двинулись вниз по течению.
На излучине река расширялась, бежала споро и шумно. Из воды торчали
камни.
– Попробуем здесь, - обернулся я.
Рыжая кивнула.
Осторожно ступая по скользким, обросшим водорослями камням, мы
направились к противоположному берегу. Зеленоватая вода булькала под ногами,
пенилась, шевелила водоросли.
Каждое мгновение я ожидал стрекота вертушки.
– Скорей.
– Да иду я.
Она еще и огрызается.
Мы преодолели речку, начали карабкаться по склону. Эта сторона оврага
поросла матерым кустарником, поэтому подъем не занял много времени.
Я бросил взгляд на изломанный Поезд. Еще пару часов езды – и я мог бы
завладеть местом у печи. Рука уже достаточно послушна…
Перебежками - к лесу.
Только когда кроны деревьев соединились над головой, стало легче.
Рыжая, тяжело дыша, прислонилась к дереву. Ее лицо раскраснелось, а
глаза блестели. Да ей весело! Мало досталось? Ничего, стрелки и твари
наверстают…
– Абдулла, дикие!
Стрелки! Легки на помине…
Я прыгнул за дерево, уткнувшись носом в сырую, пахнущую прелью, землю.
Рыжая рухнула рядом.
Раздались выстрелы, на голову посыпалась кора.
– Обходи!
Мозг обливался расплавленным свинцом, а сердце билось где-то в горле.
– Доставай заточку,- прошипела рыжая. Ее взгляд – почти безумный -
вернул мне рассудок.
Я выхватил клинок. Черт возьми, так просто не сдохну. Кувыркнувшись,
перебрался за другое дерево. Два стрелка: один слева, другой справа. Особо не
спешат: знают, что мы в ловушке. Пусть приблизятся…
Один, два, три, четыре... На пятом ударе сердца, я выскочил из-за дерева,
и, швырнув заточку, отпрыгнул в сторону, за ствол дуба. Все слилось – и крик
стрелка, и продолжительная пальба второго…
– Абдулла, ты как?
Абдулла не ответил напарнику.
– Сука! – выругался стрелок. С дерева, под которым я укрылся, брызнула
кора.- Тварь! Я завалю тебя.
А у меня теперь нет заточки.
Стрельба внезапно оборвалась.
– У него кончились патроны,- крикнула рыжая и вдруг приподнялась, точно
желая смерти. Я лежал ничком, ничего не соображая.
– Идиот! Он не может стрелять.
Злые глаза самки, расширенные от страха, вновь сказали мне больше, чем
ее крик. Вскочив, я ринулся вперед, к маячившей меж деревьями неуклюжей
фигуре в желтом обмундировании.
Стрелок лихорадочно терзал свое оружие. Увидев меня, он отбросил
автомат в сторону, потянулся к ножнам. Не дав вытащить заточку, я сшиб его с
ног. Мы упали в неглубокую ложбинку, полную гнилой воды.