Парадокс параллельных прямых. Книга первая
Шрифт:
– Так он же стал врачом, и квартира у них… – наконец-то войдя в привычную колею, отбил удар Симон, – да и сын ваш тоже женился…
– На этой-то стерве?! – неожиданно густым басом выкрикнула мадам и треснула кулаком по верхнему брикету. Весь штабель опасно закачался, – нашел себе вертихвостку! Говорила я ему, дураку: «Что толку, что смазливая? С такой-то ещё хуже! Пока ты баранку крутишь, она тебе рога и отрастит, и отполирует…»
– Зато уж внуки у вас…
– Да уж, внуками меня бог не обидел, – секунду назад ещё пылающее гневом
– А Туанон где?
– А где ж ей быть? На кухне, конечно…
– Спасибо, мадам Лебран!
Симон шарахнулся назад и пулей выскочил вон.
– А зачем она тебе?…
Увидев, что спрашивать уже некого, женщина безнадежно махнула рукой и перевела взгляд на ровный белый штабель, пытаясь вспомнить, сколько брикетов она насчитала до того, как влетел этот шалопай.
«Пятнадцать… двадцать пять…»
Поняв, что это безнадежно, она смачно плюнула, согнулась пополам и уперла палец в самый нижний сверток.
«Один…»
Туанон действительно была на кухне.
Худенькая, черноволосая и черноглазая, затянутая в огромный, посеревший от времени, но чистый и опрятный передник, гибкая и стройная как девчонка, Туанон весело колдовала у плиты.
– Привет! Какими судьбами?
– Да так… Сейчас на твою напоролся.
– А, – понимающе засмеялась Туанон, – водички попей, не помешает.
– А, что покрепче, найдется?
– Там, – Туанон махнула большой разливальной ложкой в сторону огромной, оплетенной в солому бутыли.
– Вот это разговор, – Симон отцедил пенящийся, пахнувший яблоками напиток в стакан, попробовал и удовлетворенно щелкнул языком, – годится!
… У тебя как?
– Нормально, – не глядя, Туанон схватила со стола прихватку, подняла крышку с исходящей паром кастрюли, помешала, опустила крышку и бросила прихватку на место, – ты по делу, или как?
– По делу… Ты «Сеюш» на Монмартре знаешь?
– Нет, а что это?
– Ресторашка из средних. У них ещё кордебалет в зеленом.
– А, так ты про «кузнечиков»? Конечно, знаю. Богемное местечко.
– Ты там с кем-нибудь знакома? – оживился Симон.
– Откуда, я же там не работала. У них вся программа на джазе, а у меня шансо.
– Жаль… – протянул Симон.
– Каждому – своё, – пожала плечами Туанон.
– Да я не про то… Может, всё-таки знаешь? Очень надо.
– Ну… – Туанон задумчиво сморщила невысокий лобик, сразу став похожей на хорошенькую школьницу-отличницу, старательно вспоминающую ответ на вопрос учителя.
– Официантку в «Капризе». Это на Вожирар. Она до того, как… Ну, в общем, раньше она там танцевала.
– И то хлеб, – обрадовался Симон, – как зовут?
– Нинет.
– Можешь свести?
– Без проблем. А зачем тебе?
– Если узнаю, расскажу. Идет?
– Идет, – фыркнула Туанон, – Скажи, что от меня…
– Спасибо, – Симон чмокнул Туанон в щеку и выскочил за дверь.
Дни незаметно сплетались с ночами. Утром поднимались шторы, впуская в комнату скупую порцию солнечного света, вечером шторы опускались. Розовый шарф, которым в самом начале обернули абажур настольной лампы, выцвел настолько, что почти не приглушал яркость света.
Лихорадка сменилась бредом. Раненый метался по кровати, вырывался из удерживающих его рук, пытался встать. Когда удерживать становилось невозможно, появлялась Мадлена, делала укол, и раненый затихал.
Мадлена, Этьена, Симон… И опять Мадлена…
В тусклом розовом пятне возникал встревоженный Гаспар, открывал саквояж, говорил что-то преувеличенно бодрым голосом.
– Ты можешь что-нибудь сделать? – упершись руками в стол, в упор смотрела на врача Этьена.
В первый раз за всё это время она смотрела спокойно. Так нечеловечески спокойно, что Гаспар не выдержал, опустил глаза и забарабанил пальцем по столу.
– Я делаю всё, что могу.
– Мне плевать, что ты делаешь! Ты можешь его вылечить?
Врач убрал руку со стола и отвернулся.
– Ясно, – на её постаревшем, измятом многодневной усталостью, лице, неожиданно ярко блеснули огромные, приподнятые к вискам глаза, – значит, шансов у него нет?
Гаспар опять не ответил.
Былой отрешенности как не бывало. Этьена резко оттолкнулась от стола, выпрямилась, сжала в кулаки ладони и опять уперлась в Готье жестким, немигающим взглядом.
– Он переживет эту ночь?
Если бы она не стояла рядом, если бы он своими глазами не видел, как шевелятся её губы, то ни за что бы ни поверил, что голос, который он слышал, принадлежит именно ей. Холодный, безэмоциональный. Такой же жесткий, как и взгляд.
Такой голос может принадлежать только человеку, находящемуся уже настолько далеко за пределами естественных человеческих эмоций, что они потеряли для него своё значение.
– Тебе надо принять снотворное и лечь спать, – не поднимая глаза выше её губ, медленно произнес он.
– Нет, – всё с тем же сводящим с ума спокойствием отказалась Этьена, – ты не ответил на мой вопрос. Он переживет?…
– Да, – твердо произнес Готье, – эту ночь он переживет.
– Хорошо, – опуская глаза, выдохнула Этьена.
Гаспар качнулся. На какое-то мгновение ему показалось, что с его плеч сняли огромный груз, почти расплющивающий его по земле.
– На эту ночь с ним останется Мадлена…
– Нет, – опять вскидывая на него глаза, жестко произнесла Этьена, – Мадлена должна спать. И Симон тоже. Их помощь потребуется позже. Этой ночью достаточно одной меня.