Парадокс Prada
Шрифт:
По дороге к двери я рассказываю своим спутникам, куда мы направляемся, и даже успеваю подхватить на ходу свою сумку и компьютер. Подробностями я делюсь с ними по пути, когда мы выезжаем из ворот и мчимся по пустынным улицам Беверли-Хиллз.
Мы сворачиваем на Сансет, ветер играет моими волосами, и я рада, что Блейк не стал поднимать верх своего «бьюика», выпущенного еще в шестидесятые годы. Я была с ним, когда он его покупал, отдав за него новую спортивную машину с опускающимся верхом, с которой постоянно возникали проблемы. Да и характера
А этот большой автомобиль как будто создан для Блейка. Блейк не любит показуху. Он такой, какой он есть. Именно это я люблю в нем больше всего. Парень из соседнего дома, который очень скоро станет мечтой всех американских женщин.
В отличие от меня Блейк не вырос в лучах прожекторов. Он не привык к тому, что его слова будут постоянно цитировать. Он не прошел школы общения со средствами массовой информации уже в детском саду.
Так стоит ли удивляться, что он так облажался в интервью с Леттерманом? Если предположить, что он любил меня — и продолжает любить, — то все произошло именно из-за этого. Леттерман застал его врасплох (обычное дело), и он выдал несколько фраз, которые его не приученный к общению с репортерами мозг счел подходящими для данного случая. Дьявол рекламы, сидящий у него на плече, нашептывал, что ему следует выглядеть привлекательным, сексуальным и свободным: пусть миллионы женщин мечтают оказаться в его постели. А ангел честности подталкивал к откровенности.
И он уступил обоим. Поведал всей Америке, что сейчас мы вместе, но не собираемся связывать наши судьбы.
Формально он сказал правду, хотя эта правда причинила мне боль и привела в ярость. Получилось, что я отдала ему сердце, а он небрежно отбросил его прочь…
Хотите правду? Я все еще считаю, что у меня есть основания злиться и испытывать страх. Однако я знаю, почему так произошло. За последние несколько трудных часов я поняла, что такое стресс и давление, и в данном случае причиной был Энди. К тому же следует признать, что мы редко говорим и делаем то, что следовало бы. И далеко не всегда правдиво выражаем свои чувства.
— Дерьмо, — мрачно говорит Блейк, прерывая мои размышления. — Держитесь.
Прежде чем я успеваю спросить, что случилось, он нажимает на педаль газа. Меня бросает на спинку сиденья.
— Блейк!
— Черт побери, что случилось?
Энди наклоняется вперед с заднего сиденья, так что его голова и плечи оказываются между мной с Блейком.
— У нас появился хвост, — отвечает Блейк.
Я поворачиваюсь назад и вижу, что за нами едет машина.
— Ты уверен?
— Совершенно уверен, — говорит он.
— Ну, тогда не нужно ехать в «Шато», — заявляю я. — Если это Убийца, он не должен знать, куда мы направляемся.
В целом я чувствую себя спокойно. Может быть, все дело в нереальности происходящего. Или меня успокаивает тот факт, что со мной Блейк и Энди.
Или я отказываюсь смотреть правде в глаза.
Мысли вертятся в голове, но я сохраняю способность ими управлять. Спасибо тебе, Господи, даже за такие маленькие подарки.
— Ты можешь от него оторваться? — спрашивает Энди.
— Попытаюсь, — отвечает Блейк.
Мы находимся на Сансет, он вновь жмет на газ, и мы проскакиваем на красный свет.
— Черт! — кричу я, когда старый драндулет в самый последний момент сворачивает в сторону с нашей дороги, а его водитель посылает нам вслед проклятья.
— А мы точно знаем, что это Убийца? — спрашивает Энди.
Мы тут же получаем ответ на его вопрос, поскольку наш преследователь тоже проезжает на красный свет.
— Оторвись от него, — говорю я, хватая Блейка за колено.
— Именно это я и собираюсь сделать.
Однако у нас ничего не получается, потому что на Сансет полно машин, припаркованных возле ресторанов и ночных клубов.
Поначалу я получаю удовольствие от быстрой езды, но очень скоро начинаю жалеть, что Блейк не опустил верх, в особенности после того, как он приказывает мне пригнуться — вдруг у Убийцы пистолет.
Я моментально пригибаюсь, но успеваю услышать, как люди на тротуарах называют наши имена. Следует серия фотовспышек, и я представляю себе, что будет написано в завтрашних газетах.
— Вперед! — кричит Энди.
Снизу я вижу только, как меняется сигнал светофора; очевидно, стоящая перед нами машина трогается с места. Блейк бросает «бьюик» вперед и сразу же сворачивает налево. Меня швыряет в сторону, и перед глазами возникает огромный рекламный плакат, висящий на стене одного из офисных зданий на Сансет. Там написано: «Код Живанши», и рядом краткий рекламный девиз: «Премьера назначена на Рождество». А сверху огромные имена — мое и Блейка.
Я закрываю глаза и произношу безмолвную молитву. Если мы не сумеем выиграть, моя роль достанется кому-нибудь другому.
И тогда мое триумфальное возвращение не состоится.
— Ты в порядке? — спрашивает Блейк, придерживая меня и одновременно резко сворачивая на Лорел-Каньон.
— Да. Легкая истерика, ничего больше.
— Я тебя понимаю.
— Нам нужен пистолет, — говорю я.
— Не стану спорить, — отвечает Блейк.
Я рискую выглянуть из-за спинки сиденья и вижу затылок Энди.
— Где он? — спрашиваю я.
— Между нами несколько машин, — говорит Энди. — Классный у тебя «бьюик».
— У него в запасе имеется еще пара трюков, — сообщает Блейк.
— Так примени их. Этот тип нас нагоняет.
Я продолжаю размышлять о пистолете и очень живо представляю себе, как свешиваюсь из машины с пистолетом в руке и «узи» за спиной, словно в боевике. Впрочем, в данную минуту, охваченная страхом, я съеживаюсь и прижимаюсь к сиденью.
— Я его не вижу, — говорит Блейк, глядя в зеркало заднего вида.
Он резко сворачивает на Малхолланд-драйв, и мы мчимся по знаменитой улице, оставляя огни города за спиной.