Парадоксы Младшего Патриарха
Шрифт:
Почему ты еще жив до сих пор? Или тебя все, даже мерзавцы отпетые, за простодушие твое щадили? Нельзя ведь на такого руку поднять, грех, хуже греха…
Или просто повезло?
В обоих случаях – дело плохо. Тогда ты и точно ничего не смыслишь. Тогда мне за тобой надо в оба глядеть, пока не приищу надежного человека – а уж он тебя после доставит прямиком в опытные руки Рамиллу. Из-под присмотра – и под присмотр. Не то натворишь ты дел…
Потому что я и мысли допустить не могу, что ты обладаешь тем чутьем на опасность, которое уличному мальчишке дается только вместе
Никогда, нипочем не поверю, что ты так умеешь. Неоткуда у тебя взяться этому чутью на людей. Приобретается оно с опытом, долго и мучительно, ценой кровавых усилий – а утратить, подрастерять его, оказывается, раз плюнуть.
Я же вот свое подрастерял.
Я же ничего дурного не ждал.
И я, Кинтар, уличный шпаненок, привычный не доверять никому и ни в чем… я, Дайр Кинтар, привычный не доверять без проверки ни одной своей мысли… я, Шенно Дайр Кинтар, привычный к тому, что никогда никакой безмятежности, никакому внешнему спокойному благополучию тем более нельзя доверять… я, Младший Патриарх – я усмехнулся, зевнул и тоже улегся спать .
Ну не ждал я от Интая такой прыти!
А должен был.
Да, он не притворялся, а крепко спал – но ведь и спящий может проснуться. Да, он и в самом деле не такой, как я, он другой – но ведь не настолько! У него тоже две руки, две ноги, одна голова и все такое прочее, что человеку полагается. Человек он. А у людей и побуждения людские. По части же побуждений… сам ты, Кинтар, в первую же ночь своего пребывания в Королевской школе что отколол? Не забыл еще? То-то. И с чего ты взял, что Интай устроен по другому? То есть, конечно, по другому, но не настолько.
Притом же сказочки его… О воинах, демонах, героях, волшебниках и волшебных мечах… должен, ну должен был я насторожиться! Почуять хотя бы…
Ничего я не почуял.
Мальчишка дрыхнет – пинком не подымешь. Снаружи никто не подберется – мигом услышу. Да и некому тут подбираться. Так и есть ли мне резон глаз не смыкать, караулить невесть что? Не лучше ли выспаться перед дорогой?
Как сейчас помню – я усмехнулся, зевнул и лег спать.
И уснул почти так же быстро, как Интай.
* * *
Я проснулся оттого, что смерть отхватила у меня прядь волос над самым ухом. Не иначе, хотела ухо откромсать, да промахнулась малость.
Не успев еще проснуться толком, глаза открыть не успев, я отпрыгнул, перекатился – и смерть разочарованно свистнула над моей головой, а потом еще раз, почти огладив лопатки.
Я сумел отворить глаза только на втором перекате – и все вокруг меня так и пошло колесом: ночное небо, обломанные стволы, расхлестанный по поляне костер… и моя смерть в руках Интая, самая что ни на есть
Меч был большим. Невероятно, неправдоподобно большим… а Интай был очень маленьким, и пальцы его не смыкались вокруг вспухшей рукояти. Меч вывернулся у него из рук, Интай прыгнул следом, вцепился, его поволокло за клинком, поволокло прямо в огонь, я едва успел парня за шиворот из костра выдернуть – хоть это я успел, хвала Богам, а ничего другого не успел, и Интай тоже не успел. Меч даже не вывернулся, он просто стряхнул мальчишку с себя, как стряхивают назойливого щенка, ухватившего зубками полу рубахи. Моя рука взметнулась вослед – и опоздала.
– Беги! – гаркнул я, встряхнув Интая за шиворот.
Может, хоть он спастись сумеет… ох, с какой бы радостью я ему руки-ноги пообломал! Особенно руки. Чтоб не совал их, куда не следует. Сам ведь меч из ножен не выпрыгнет. Его человеческая рука освободить должна. Поглядеть поганцу малолетнему захотелось, каким мечом с демонами сражаются. С демонами! С демонами, и больше ни с кем! Мальчишка обнажил меч – а рядом, хоть тресни, ни одного демона! Вот меч и старается, демона ищет – и какая разница, чью кровь придется пролить, чтобы добраться до первого попавшегося демона. Да он же полмира в салат изрубит, чтобы добраться… и начнет с меня, ясное дело. Уже начал. Совсем проклятая железяка сбесилась! А тут еще Интай… нет, чтобы бежать – стоит, будто врытый. Глаза ошалелые врастопырку – как есть ничего не соображает.
– Беги, дурак! – взвыл я – а мгновением позже опрокинул его наземь, чтобы сверкающая дуга падения стали прошла мимо. Она мимо и прошла. А потом оборвалась на полдороге и рухнула вниз.
От удара рукоятью по ребрам у меня помутилось в глазах – но на этот раз я успел. Пальцы мои обхватили бронзу так плотно, что вырвать у меня меч можно было только вместе с руками… проваль, до чего же он тяжелый!
– С-сейчас-с, – свистел я сквозь намертво стиснутые зубы. – С-сейчас-с ты с-спать пойдеш-шь…
Спать, как бы не так. Баиньки. Где эти проклятые ножны? Рукоять все пухнет, меч тяжелеет, скоро я его не удержу… ножны, ножны где?
Ножны валялись невдалеке. Ну, если не ножны, так то, что от них осталось.
Теперь стальную тварь уже ничто не удержит.
Меч внезапно сделался легче, и хотя руки мои не разжались, от неожиданности я пошатнулся. И клинок тут же огладил мою левую щеку: не дерни я головой в последнее мгновение, быть бы мне без глаза. Впрочем, я и так буду. Без глаза, уха, горла, сердца… без жизни.
Клинок вдруг снова отяжелел, сделался почти неподъемным – и до ужаса живым. Он швырял меня оземь, валял по горящим угольям, тянул за собой вверх и снова оземь, о стволы деревьев… врешь, милый! Убить ты меня, конечно, убьешь, но я и мертвый тебя не выпущу. Нельзя тебя выпускать.
Новый рывок. Я рухнул на одно колено, и меч, с чудовищной натугой выворачивая, почти выламывая мои запястья, вознесся надо мной.
Вот и все , как-то нелепо промелькнуло в голове. Вот теперь и правда все.