Парашютисты
Шрифт:
Но до того, как лететь, всем дается общий отдых - три дня.
– Три дня и три ночи,- уточняет Брага.
– Жаль, нет моря под боком целый отпуск бы получился.
И обращаясь непосредственно к Кузе:
– Везет тебе, Кузнецов: из отпуска в отпуск! Недавно в Москве побывал, теперь снова.
Недавно? Услышав это, Кузя задумывается. Действительно, вроде бы не так уж много времени прошло с тех пор, как он мерил шагами улицы и переулки Москвы, выполняя поручения товарищей, а сколько воды утекло,
Старшина становится вдруг сердитым:
– Все-таки тот ваш немец прав был - слишком быстро мы отступаем, слишком легко города сдаем.
– Мы с вами ни одного города не сдали, товарищ старшина,- поправляет Слободкин.
– А Песковичи?
– Спалил их немец.
– Было б все в порядке, так не спалил бы. И мы не ползали б по лесам, как комашки.
– Мы тут все-таки ни при чем.
– Один ни при чем, другие ни при чем. Кто при чем-то? Просто зло берет, сколько мы отмахали.
– Но мы ведь не виноваты. Так сложилось. Теперь на самолеты сядем - и в бой.
– Все равно душа болит. Болит, понимаешь?.. Старшина хотел еще что-то сказать, но только вздохнул.
Умолк и Слободкин, потом его кто-то окликнул, он ушел. Разговор сам собою кончился.
В этот момент где-то коротко, но отчетливо буркнул орудийный гром и тут же замер. Старшина насторожился:
– Наши или нет?
– Одно из двух, товарищ старшина,- отозвался Кузя, до сих пор мрачно молчавший.
– Вот за что я тебя люблю, Кузя: муторно на душе, на фронте еще хуже, а ты настроения не теряешь.
– Не теряю, товарищ старшина. Настроение - это как город: потеряешь вернешь не скоро.
– Я ж говорю, молодец!
– улыбнулся Брага, но видно было: нынче он все-таки сам не свой.
– Настроение солдата - это на фронте все.
Старшина достал кисет, развязал, протянул Кузе:
– Завернем?
И опять Кузя почувствовал: болит душа у старшины. Болит не только сегодня, и вчера, и позавчера болела, но он обычно не показывает это на людях, а вот сегодня не в силах совладать с собой.
– Товарищ старшина, а у вас что-то случилось?
– Чего там! Одна у нас всех боль, а еще вот...
– А еще?
– Письмо получить бы из дома...
Кузя посмотрел на старшину. Брага такой же, в сущности, человек, как и все в роте. Только некогда ему о себе подумать. Неизвестно было даже, есть ли у него семья, есть ли дом. Оказывается, дом есть. При этом слове Кузя задумался. Есть или был? Брага ведь с Украины родом, а Украина, как и Белоруссия, уже давно вся в огне. Спросить? Или не надо? Не надо, решает Кузя. Зачем? Если нужно, Брага сам скажет.
Брага ничего больше не сказал. Ни о чем не спросил его Кузя. Они молча курили, думая каждый о своем, только два разных дымка над их головами свертывались в один - голубоватый, летучий, не растворявшийся в воздухе, несмотря на то, что его сносило ветром, который несильно, но настойчиво дул с той стороны, где все слышней начинал ворочаться гром орудий.
– А вот теперь сразу и наши, и чужие,- сказал Кузя, - хорошо слышно.
И действительно, канонада закипала в двух противоположных сторонах. Впечатление создавалось такое, будто десантники находились где-то как раз посредине, между двух огней.
– Наши там,- сказал, шагнув с кочки на кочку, Кузя, и вдруг лицо его перекосилось от нестерпимой боли.
– Э-э, хлопец, куда ж ты годишься!
– Брага пристально посмотрел в глаза Кузнецову.
– А что?
– Ты же сказал - здоровый.
– Здоровый. Нога вот только...
– Враль ты, Кузнецов.
– Что?
– виновато спросил Кузя.
– На задание не идешь.
– Товарищ старшина! Здоровый я, здоровый!..
– Я думал, ты честный человек, поверил тебе, а ты, оказывается... Ну как это назвать? Кто за тебя отвечать будет?
– Я ж не маленький, товарищ старшина. Все понимаю.
– Ничего не понимаешь. О себе беспокоишься. Как бы тебя кто в слабости духа не обвинил. А о деле не подумал. С такой ногой любую операцию завалить можно. Несознательный ты элемент, Кузнецов. Я тебе как человеку уважение сделать хотел, а ты... И Слободкин твой такой же. Вот разделаюсь с тобой и тут же примусь за него. Где он? Скрылся уже? Учуял, в чем дело.
– Где-то тут он, товарищ старшина.
– Далеко от меня не уйдет. Разыщу и доставлю до докторов.
– Товарищ старшина...
– И слушать больше не хочу. Отставить! Кузя хорошо знал характер Браги. Уж если он что решил, так тому и быть.
– Давай покурим еще раз на прощанье,- сказал старшина. Курили долго, сердито сплевывая едкие табачные крошки с языка, обжигая пальцы и косясь друг на друга.
– Теперь пошли,- сказал Брага, глотнув последний клубок дыма.
– Обратно?
– Сам понимаешь.
Когда они приблизились к палатке, пропахшей лекарствами, Брага последний раз внимательно поглядел в глаза Кузе.
– Попрощаемся.
Они обнялись. Брага не видел, как в этот момент снова от острой боли исказилось лицо Кузнецова. Не видел и Кузя, каким печальным стал на мгновение взгляд старшины. Но только на мгновение. Потом они легонько оттолкнули друг друга.
– Бывай...
– Что сказать медицине-то?
– спросил Кузя.
– Все на старшину вали. Старшина, мол, меня уволок, он же и вернул обратно. Приказал, чтоб лечили лучше. Повтори.
– Товарищ старшина...
– Повтори, тебе говорят.