Парашюты на деревьях

Ридевский Наполеон Фелицианович

Над лесом, там, откуда мы пришли, вспыхнули ракеты.

— Идут за нами, — не тая тревоги, сказал Зварика.

— Еще неизвестно, может, палят ракетами для храбрости, — медленно, растягивая слова, возразил Овчаров.

Но когда донесся приглушенный лай собак, Крылатых задумчиво сказал:

— Зварика прав. Ребята, немедленно сматываем удочки.

Командир повел нас навстречу погоне. Так мы прошли с полкилометра. Когда лай собак казался совсем близко, мы круто свернули на запад, посыпав следы порошком.

Это было правильное

решение. Овчарки могут обнаружить наши следы на берегу реки, и участники погони, естественно, решат, что мы перебрались на другой берег. Пока же они найдут способ переправиться туда, начнут там поиски наших следов, времени уйдет много. Мы будем уже далеко.

НАС СЛУШАЮТ КРУГЛОСУТОЧНО

Про усталость не думаешь, когда погоня совсем близко и ночную тишину разрывает лай рассвирепевших собак. Чтобы спастись от них, нужно запутать следы, обхитрить врага. У нас была надежда, что погоня, следуя по первоначальному нашему пути, дойдет до реки и запутается. Слишком много мы набродили там. Так что разобраться в обстановке, напасть на наш свежий след будет нелегко, потребуется немало времени. Все зависело от опытности собак и их поводырей. Могло произойти всякое. В любом случае нам следовало ускорить шаг.

Досаждала экипировка. Пока нами не были определены условные места сборов на случай, если кто-либо отобьется во время ночного боя или отстанет на марше, пока не были устроены тайники, где можно было бы хранить некоторую часть нашего снаряжения, — все приходилось нести на себе.

И все же мы стремились идти быстро, чтобы как можно дальше оторваться от погони. Изредка останавливались, чтобы подождать Зварику, который не успевал за нами.

Неожиданно для всех Юзик, припадая на больную ногу, обогнал нас и, поравнявшись с капитаном Крылатых, радостно и взволнованно воскликнул:

— Стойте! Смотрите туда! Наши Кенигсберг бомбят!

Мы остановились. Над горизонтом были видны далекие вспышки, сопровождавшиеся еле слышными перекатами. Это было как раз на западе, в сторону Кенигсберга. Все мы понимали, что это никакая не бомбежка, но не хотели портить Юзику настроение и поэтому молчали. Только Генка Юшкевич, который по молодости не почувствовал тонкости ситуации, сказал то, что думал:

— Нет, Юзик, это больше похоже на грозу, чем на бомбежку.

— Гроза — наше счастье! — Крылатых посмотрел на небо. — Скоро она и нас настигнет. Следы наши смоет. Пойдем, еще далеко — нужно успеть до утра. Как вы, девушки, устали? Не очень? Вот и хорошо.

Налетевший ветер приятно освежил вспотевшее лицо. Стало еще темнее от наплывающих, низко наплывающих туч. По одежде ударили первые крупные капли дождя, а вскоре с шумом разразился настоящий ливень. Долго шли под проливным дождем. К утру пришли на край леса. Нужно было отсюда наблюдать за мостом через Парве, по которому капитан решил перевести группу на тот берег реки. Промокшие, озябшие,

мы жались друг к другу, чтобы немного согреться. Огня здесь не разведешь, не разденешься, чтобы просушиться. Об этом мы могли только мечтать.

Утром, когда совсем рассвело, мы осмотрелись, отыскали более надежное укрытие под деревьями, откуда хорошо просматривался мост и открытый луг вдоль реки. По нашим расчетам, именно оттуда могла показаться и погоня, если ей удалось взять верное направление нашего ночного перехода.

Едва только расположились, как Мельников сказал Ивану Целикову:

— Тезка, а тезка, давай «повеселимся». Спроси Ивана Семеновича, будет есть с нами?

— Услышав этот разговор, Крылатых сказал:

— Всем можно подкрепиться. Мельников уже дает позывные.

Часов в 10 утра через мост двинулись небольшие колонны войск. Шли и ехали на автомашинах пехота, полицейские, жандармы.

— Овчаров, веди счет войскам, что движутся по мосту, — распорядился Крылатых. — Прикинем, какую силу бросили они против нас.

Мы видели, как за рекой все эти войска развернулись цепью и пошли прочесывать тот самый лесной массив, в котором мы находились бы сейчас, если бы нам удалось форсировать реку.

— Нет худа без добра, — сказал по этому поводу Шпаков, отрывая глаза от бинокля. — Переберись мы через реку, было бы нам жарко.

— Факт, — ответил ему Овчаров. — Смотри, какую ораву собрали. Две тысячи насчитал.

Почти весь день Крылатых молчал. В такой обстановке не очень-то поговоришь о чем-нибудь. Каждый оставался со своими мыслями. Лицо командира по-прежнему было бледно-серым. Ни кровинки. Прислонившись спиной к дереву, он полулежал, по временам закрывал глаза, но вряд ли спал. Он больше смотрел сквозь очки в синее июльское небо, такое чистое после прошедшей грозы, что от синевы становилось больно глазам.

Наблюдая в течение дня за мостом, мы установили, что он не охраняется. И вообще, движение по дороге, что шла через реку, было очень вялым. После того как прошли войска, которые участвуют в облаве, проехало несколько велосипедистов в военной и гражданской одежде, прогрохотало около десятка крестьянских фур.

С приближением сумерек капитан протянул Ане Морозовой исписанный наполовину листок, который он вырвал из блокнота. В конце текста он впервые поставил слово «Джек» — свою кличку.

— На, «Лебедь», передай «Центру». Нас слушают круглосуточно. Радиограмма № 1.

В ней Крылатых сообщил, что группа «Джек» приземлилась благополучно и собралась вместе. Гитлеровцы ведут преследование днем и ночью. Уходя от погони, разведчики пробираются в заданный район для выполнения поставленной задачи.

— Давай, Аннушка, давай, милая, быстрее. Я помогу тебе. Там, в Москве, тоже переживают, волнуются, ждут от нас известий, а мы молчим два дня. Пусть пока хотя бы узнают, что мы живы. Осмотримся не много — получат от нас и то, за чем послали.