Паразиты
Шрифт:
Хозяйка вошла в гостиную с яйцами и беконом. Принесла она и большой рисовый пудинг с румяной верхней корочкой. Мария и Найэл задержали дыхание, чтобы не рассмеяться. Хозяйка, тяжело ступая, вышла из комнаты, и они снова остались вдвоем.
— Я не смогу есть его, даже если буду умирать с голода, — сказал Найэл.
— Знаю, — сказала Мария. — Я тоже. Мы бросим его в камин.
Они положили немного риса на тарелки, чтобы выглядело, будто они поели, а остальное выкинули с блюда
— Что будем делать? — спросил Найэл. — Она придет подложить угля в камин и все увидит.
Они попробовали кочергой отскоблить рис от угля. Кочерга сделалась липкой и покрылась черным рисом.
— Положим его в карманы, — сказала Мария. — Бумага вон там. Бумагой мы отдерем его от угля и разложим по карманам. А по пути в театр выбросим в канаву.
Они принялись лихорадочно набивать карманы мокрым, дымящимся рисом.
— Если тебе не понравится, ты обязательно скажи, ладно? — попросила Мария.
— Ты о чем? — спросил Найэл.
— О театре. Если я не справлюсь с ролью, — сказала Мария.
— Конечно, — сказал Найэл, — но это невозможно. Ты справишься с любой ролью.
Он высыпал остатки пудинга в кепку, которая была ему велика.
— Неужели? — спросила Мария. — Ты уверен?
Она смотрела, как он стоит здесь, совсем рядом, тощий, бледный, с оттопыренными карманами и жуткой кепкой, разбухшей от риса.
— Ах, Найэл, — сказала она. — Как я рада, просто не передать.
На улице шел дождь, и они одолжили у хозяйки зонт. Они шли под ним вдвоем, и порывистый ветер задувал под него, как метроном. Найэл рассказывал Марии про мистера Вильсона. Мистер Вильсон уже не казался ему таким важным и значительным Теперь он стал всего-навсего жалким, надутым стариком с обвислыми усами.
— У него есть прозвище? — спросила Мария. — У всех преподавателей бывают прозвища.
— Мы зовем его Длиннорылым, — сказал Найэл. — Но его усы тут ни при чем. Дело не в усах.
— Я хочу предупредить тебя, — сказала Мария, — что нашу хозяйку зовут Флори Роджерс.
— Ну и что? — спросил Найэл.
— Да так, просто это очень смешно, — сказала Мария.
Перед самым театром они вывернули карманы и избавились от рисового пудинга.
— Вот деньги на билет, — сказала Мария — Еще слишком рано. Тебе придется сидеть и ждать целую вечность.
— Ничего страшного, — сказал Найэл. — Я постою в фойе и посмотрю, не принесли ли зрители на ногах остатки пудинга. Кроме того, я буду не один. Ведь это все равно, что прийти домой.
— Что значит прийти домой? — спросила Мария.
— Быть в театре, — сказал Найэл. — Быть рядом с
— Дай мне зонтик, — сказала она. — У тебя будет глупый вид, если ты войдешь в фойе с зонтиком в руках.
Она забрала у него зонт и улыбнулась.
— Какая досада, — сказала она. — Ты так вырос, что почти догнал меня.
— Не думаю, что я вырос, — возразил Найэл. — Скорее, ты стала как-то ниже ростом.
— Нет, — сказала Мария, — это ты вырос. И голос у тебя стал резкий и странный. Так лучше. Мне нравится.
Концом мокрого зонта она толкнула дверь на сцену.
— Потом подожди меня здесь, — сказала она. — Служитель очень строгий и не всех пускает за кулисы. Если спросят, кто ты, скажи, что ждешь мисс Делейни.
— Я мог бы притвориться, что хочу получить автограф, — сказал Найэл.
— Хорошо, — сказала Мария, — так и сделай.
Как странно, подумала она, проскальзывая в дверь, еще утром я была так несчастна, страшно нервничала и ненавидела театр. Теперь же я счастлива и больше не нервничаю. И люблю театр. Люблю больше всего на свете. С зонтом в руках она, стуча каблуками и что-то напевая про себя, спустилась по каменной лестнице. А Найэл тем временем молча сидел в боковом кресле первого ряда верхнего яруса и, наблюдая, как музыканты занимают места в оркестровой яме, чувствовал, как приятное тепло постепенно разливается по всему его телу.
Хоть и сказал он себе в школе, что не любит музыку и не может играть на пианино, что-то уже навевало ему обрывок мелодии, где-то, когда-то услышанной и почти забытой; она сливалась со звуками настраиваемой первой скрипки, с горячим, слегка затхлым, напоенным сквозняками дыханием самого театра и сознанием того, что кто-то, кого он знает и любит, как некогда Маму, а теперь Марию, сидит в уборной за сценой и легкими мазками наносит грим на лицо.
Глава 9
— Они приехали и забрали тебя, да? — сказала Селия. — Вы даже не успели как следует побыть друг с другом.
— У нас было два дня, — сказала Мария.
Два дня… И так всегда с тех пор, из года в год. Найэл появляется никогда не знаешь когда, никогда не знаешь где, и вот он с ней. Всегда ненадолго. Она никогда не помнила, куда они ходили, что делали, что случалось; знала она одно — они были счастливы.
Раздражение, усталость, бесконечные заботы, трудности, планы — все забывалось, когда он был с ней. Он всегда приносил с собой странный покой и непонятное ей самой возбуждение. Рядом с ним она и отдыхала, и переживала необъяснимый подъем.