Паргоронские байки. Том 4
Шрифт:
– Нет, про нелепицу ты сам сказал. И раз сказал – значит, тоже об этом думал. Кстати, ты титан, ты должен знать – что там для нас всех планируется после смерти? В нашем старом мире были жрецы, которые обещали, что все будет так же, как здесь, только немного лучше. Но после того, как мы переместились сюда, они стали все переписывать, так что я теперь не знаю, чему верить.
– После смерти? – озадаченно спросил Марух.
– Да. Я там не был, я не знаю. Там ничего не будет? Если да, вопросов нет. Но если будет – ты никаких страданий не прекратишь, а просто переведешь всех в другое место.
Марух хранил гробовое молчание. Смертный задавал неудобные вопросы. Те самые, насчет которых он и сам неоднократно размышлял и надеялся в будущем разрешить… но пока не успел.
– Слушай, ты что, решил начать как получится, а мелкие детали продумать по ходу дела? – участливо спросил Айзевир. – Это несколько радикальный подход, тебе не кажется? Все-таки жизни миллионов. Если потом поймешь, что ошибся – уже не исправишь.
– Я не ошибся, – снисходительно молвил Марух. – Это мой жребий. Мир полон страданий – я слышу их.
– Ты так зациклился на страдании, что не слышишь ничего другого. А ведь кроме страдания есть и радость. Есть удовольствие. Есть счастье. Есть любовь. Ты испытывал когда-нибудь счастье и любовь, могучий титан?
– Когда-то испытывал, – проронил Марух. – Но страданий было гораздо больше.
– У тебя, – ткнул пальцем Айзевир. – Я, знаешь, тоже не всегда бываю пьян и весел. Я и голодал, и замерзал, и чуть не утонул один раз, и в котле меня сварить пытались…
– Поэтому ты и умрешь, – пообещал Марух. – Чтобы больше этого не происходило.
– Но хорошего в моей жизни тоже было полно! Я прямо сейчас пью вкусный чай – думаешь, я хочу этого лишиться? Я согласен претерпевать страдания, если это обязательная часть жизни! Потому что жить я люблю больше, чем не жить! Все любят!
– Но почему ты считаешь страдания обязательной частью жизни? – спросил Марух. – Кто сказал, что мир без них невозможен совсем?
– Ну это просто. Если не будет зла, то и добро перестанет быть добром, а станет нормой. Если оно станет нормой, то любое отклонение от нормы будет либо сверхдобром, либо злом. Понятия «сверхдобро» не существует. Поэтому всегда будут добро и зло.
– Это все демагогия, – отверг рассуждения Айзевира Марух. – В жизни есть лишь три настоящих вещи: любовь, страдания и смерть. И смерть – самое фундаментальное. Она подводит черту. Пока мы живем – мы живем в ожидании смерти. Все наши чувства и чаяния подчинены мыслям о смерти. Никакого добра. Никакого зла.
– Только смерть, – закончил Айзевир. – И страдания, правильно?
– Да.
– А любовь ты куда дел? Ты сам ее назвал первой. Куда ты спрятал любовь?
Марух издал приглушенный смешок. Смертный смотрел так требовательно, словно и в самом деле подозревал Маруха, что тот украл и куда-то спрятал любовь.
– Любовь очень быстро гаснет в мире, полном боли, – сказал титан. – И она бессильна перед смертью.
– Ладно, допустим. Но почему тогда ты играешь на стороне смерти? Неси нам любовь!
– Это бессмысленно. Многие титаны так делают – но число страданий не уменьшается. Этот путь – ложный и бестолковый.
– А почему ты считаешь, что жребий должен привести к некоему абсолютному успеху? Разве
Лицо Маруха разгладилось. Он вспомнил добряка Диагрона, что тоже потерял всю семью в Тысячелетие Мрака, но нашел свой жребий в возрождении жизни.
– А парень по имени Кораглий сажает везде деревья, – продолжил Айзевир. – Восстанавливает леса там, где были замерзшие пустоши. Уже засадил целые континенты! Ты что же, хочешь саботировать их жребии? Жребии всех своих братьев?
В глазах Маруха что-то вспыхнуло. С такой позиции он об этом еще не думал.
Конечно, бывает, что жребии титанов противоречат друг другу. Что титаны хотят прямо противоположного. В этом случае они либо держатся друг от друга подальше, либо начинают противоборствовать.
Но они все равно не убивают друг друга. Это скорее похоже на соревнования.
Но жребий Маруха…
Он уже не думал о том, чтобы поскорее изложить смертному свои взгляды и вернуться к тому, что делал. Вопросы со стороны разбередили его собственные сомнения. Болезненные размышления, которыми он и без того был охвачен. Зашло солнце, потом снова наступило утро, а титан с человеком продолжали спорить.
– Марух, существование хорошо уж тем, что оно есть, – говорил Айзевир. – Как вещь в себе. Оно позволяет нам оценивать его. Небытие, да, не позволит нам страдать – но только потому, что не будет нас самих. Никто не порадуется подобному избавлению от страданий.
– Я знаю. Но это все же будет избавление.
– Избавление – дело каждого разумного существа и должно быть продуктом свободного выбора. И страдание – не абсолютное зло. У него тоже есть цель и смысл.
– Цель и смысл?.. Какие?..
– Вот посмотри – мне сейчас хочется пить, – сказал Айзевир. – Я страдаю от жажды.
– Да, – кивнул Марух, пристально глядя на него. – Я слышу твое страдание.
– И я сейчас… поем селедки, – достал из котомки вонючую рыбину Айзевир. – Она о-о-очень соленая.
– Она не утолит твою жажду.
– Даже усугубит, – впился в нее зубами человек. – Теперь мне хочется пить еще сильнее.
– Да, твое страдание усилилось.
– И вот теперь… я попью, – отхлебнул воды Айзевир.
Марух внимательно смотрел. Он слышал, как стихает страдание смертного. Как сменяется… удовольствием.
– Приятно ли мне? – сказал Айзевир. – Да. Очень. Но было ли бы это настолько же приятно, если бы я не мучился от жажды?
Марух молчал.
– Если бы не было страданий, радости бы тоже обесценились, – сказал Айзевир. – Ты не узнаешь, что счастлив, если не будет, с чем сравнивать. Одно неотделимо от другого, одно невозможно без другого. Мы не радовались бы здоровью, не будь болезней. Мы не радовались бы сытости, не будь голода. Тысячелетие Мрака было кошмаром, но оно закончилось – и как безумно все счастливы! Белое лучше всего смотрится на черном фоне, а черное – на белом.