Паргоронские байки. Том 4
Шрифт:
– Нам пригодится любое мнение, – сказала все же Иллария.
– Ладно, так чего же ты не услышал? – недовольно спросил Одриах.
– Этот титан, – сказал Айзевир. – Если он всего лишь озверел – почему так хочет всех нас убить?
– А, очередной вздор, – закатил глаза Одриах. – Брат, я не знаю, зачем ты за мной увязался…
– Озверелый титан убивает того, кого видит поблизости, – терпеливо повторил Айзевир. – Или слышит. Или чует. Он не ходит по всему миру, уничтожая все так, что потом даже трава не растет.
– Что ты хочешь сказать, гемод? – спросил царствующий жрец Эмбетос.
– Он
– Айзевир, следи за словами, – пихнул его в бок король.
– Я слежу. Они идеально подходят к ситуации.
– Если я правильно тебя понял… – наморщил лоб Эмбетос.
– Это может быть такой жребий, – сказал Айзевир. – У титанов они бывают идиотскими. Как пирог с глиной.
– Зачем делать пирог с глиной? – не поняла Иллария.
– Вот именно, – постучал по виску Айзевир. – Гляжу, вы начинаете понимать. Пирог с глиной – это безумие, но еще не такое безумие, при котором ты просто идешь на берег и запихиваешь в рот глину. Ты вначале ее готовишь. В безумии остается система: ты делаешь тесто, ты делаешь начинку, ты выпекаешь пирог. Ты знаешь, как делать пироги – значит, ты все еще не сумасшедший.
– Это и называется безумием, – холодно сказал Эмбетос.
– Ну так и объясните это титану. Кто-нибудь из вас, бессмертных эльфов, пробовал с ним поговорить?
– Поговорить?.. Это невозможно, он убивает всех, кто подходит ближе, чем на полет стрелы.
– И он такой громадный, что до него невозможно докричаться, – добавила Иллария. – Мы рядом с ним меньше муравьев.
– А попытки вообще делались? – спросил Айзевир.
Эльфы переглянулись. Они не были точно уверены.
Поначалу, возможно, и делались. Но если и так – они ни к чему не привели. И сейчас никому даже в голову не приходило, что с безумным титаном можно поговорить – его просто перестали воспринимать как разумное существо.
Слишком уж много народу он отправил в Шиасс.
– Ленивые дураки, – помотал головой Айзевир. – Я пойду и сам с ним поговорю.
– Если до разговора с тобой он просто всех убивал, то после разговора с тобой… хотя ладно, хуже стать не может, – пожал плечами Одриах. – Но ты делаешь ошибку, брат мой. Ты глупо сгинешь, я тебе этого не позволю.
– А, тогда ладно, – закинул ногу за ногу Айзевир. – Давайте сидеть и ждать, пока он сам сюда припрется. Тогда я все равно с ним поговорю.
– Пусть идет, куда хочет, – нетерпеливо сказал Эмбетос.
Он уже понял, что ничего разумного от этого гемод не услышит, и хотел поскорее вернуться к совещанию.
– Дайте мне что-нибудь летающее, – потребовал Принц-Бродяга. – Пока я дойду пешком, он там половину Гульрании сожжет.
– Эсветия, дай ему…
– …Пинка посильнее… – пробормотал король Одриах.
– …облаце – и пусть летит куда хочет.
Искусством творения облац даже среди эльфийских чародеев владеют немногие. Но чтица Эсветия была одной из лучших – и уже через несколько минут Айзевир закинул на плечи котомку, опоясался мечом, вспрыгнул на чудесное облачко, да и вылетел в окно. Немолодой для человека, двигался он по-прежнему легко, словно мальчишка.
Розыски Маруха не заняли много времени. Несложно найти того, кто упирается головой в облака и оставляет выжженную полосу шириной в семь вспашек. Без сна, без отдыха колоссальный титан мерно шагал на восток, проводя очередную линию смерти.
Уже скоро ему придется делать выбор. С юга на север в самую середку Гульрании врезается огромное море, деля континент на две части. Если Марух решит сначала заняться восточной половиной – у Тирнаглиаля и Человекии еще будет время в запасе. Если же он начнет с западной… времени не будет.
Хотя… что такое море для титана? Марух может бороздить его вброд.
Сейчас он пересекал реку. Страшные вспышки мгновенно вскипятили воду, убили всю живность на много вспашек вверх и вниз по течению. Правда, рекой все равно потом придется заняться отдельно, пройти по ней из конца в конец, чтобы убедиться в полном завершении работы. В том, что не уцелело ни одной икринки, ни одного рачка или головастика.
Что самой воды не осталось.
Гульрания населена гораздо плотнее Магизии. Если там Марух лишь однажды столкнулся с сопротивлением, с отчаянной атакой войска циклопов, то здесь на него нападали уже раз десять. Против него выступали рати, его пытались остановить волшебством, были даже безумные храбрецы-одиночки. И это только те, кого Марух Уничтожитель заметил, на кого обратил внимание.
Ему было бесконечно жаль этих созданий. Они не понимают, что так будет лучше. Марух нес гибель мгновенную, безболезненную. Одна вспышка – и больше никаких страданий, никогда.
А вот, кажется, еще один безумный храбрец-одиночка. Похож на эльфа, только более коренастого и с круглыми ушами. Рядом с Марухом он казался меньше муравья, но титан легко увидел даже цвет его глаз, различил даже грязь под ногтями.
И он летит на облаце. Гость из Сальвана, посланец богов?.. Марух родился в этом мире, и вправе творить в нем все, что пожелает, но он бы не удивился, если бы боги попытались ему помешать. Они вечно лезут не в свое дело.
Что ж, он убьет всех, кого к нему пошлют. Марух Уничтожитель чувствовал в себе большую силу, чем была у Катимбера. Обретенный жребий наделил его могуществом, которого нет даже у Аэтернуса.
Марух повернул голову к крошечному существу. Из глаз и рта титана вырвались снопы пламени. Испарился воздух, исчезли птицы, насекомые и воздушные хомунции. С воем улетучились духи – титанова сила выжигала все плоскости бытия.
Но облаце с круглоухим эльфом незнамо как успело переместиться. Оказалось прямо у виска Маруха… а потом исчезло. Крошечное существо запрыгнуло ему в ушную раковину.
– Мир тебе, титан, – раздался там тихий, но вполне отчетливый голос. – Может, сделаешь перерыв? Я долго до тебя добирался.
Марух так удивился, что действительно остановился. Не знающие усталости руки погасли, перестали уничтожать все вокруг.
– ТЫ СОБИРАЕШЬСЯ БРОСИТЬ МНЕ ВЫЗОВ? – прогремело над полями и лесами.
– Не, это пусть другие делают, – донесся беззаботный голос. – Я драться ни хера не умею.
Круглоухий эльф говорил на титановой речи. Свободно и очень правильно. Впервые за много лет Марух услышал слова родного языка – и ему стало любопытно.