Паргоронские байки. Том 4

Рудазов Александр

– Не знаю, – тихо ответил Марух.

– Мы тоже хотим быть свободными, титан, – еще тише сказал Айзевир. – Нам не нужна твоя помощь, чтобы расстаться с жизнью – каждый легко может сделать это сам. Некоторые так и делают – и это их личный выбор. Почему ты лишаешь нас этого выбора? Почему лишаешь нас свободы, Марух? Разве такова титанова правда?

– Иногда жребий зовет нас совершать то, чем мы не гордимся.

– В самом деле? А я-то думал, что жребий – это смысл жизни титана. То, чего он больше всего

хочет и чем сильнее всего гордится.

Марух открыл рот, чтобы возразить. Но потом вдруг сказал то, чего говорить не собирался.

– Ты прав, – произнесли его уста. – Следуя своему жребию, я изменю титановой правде. А оставшись верным титановой правде, я изменю своему жребию.

– Это называется парадоксом, – хмыкнул Айзевир. – Я их всегда терпеть не мог. Сраные загадки без ответов. Хорошо хоть, они существуют только в нашем воображении – реальный мир не настолько тупо устроен.

– Этот парадокс существует внутри моего разума, – коснулся лба Марух. – Я не могу отринуть свой жребий. Это превыше меня. Но я и не могу ему следовать – ибо сознаю теперь его парадоксальность.

– Так может, тебе взять паузу? Переосмыслить свой жребий?

– Ты не понимаешь, – покачал головой Марух. – Я его уже обрел. Мой разум горит огнем, мое сердце желает продолжать. Трехдневной дискуссии недостаточно, чтобы я отвернулся от того, к чему шел пятьсот лет.

– Хочешь поговорить еще? Я никуда не тороплюсь.

– Нет. Я уже пришел… к решению.

– И каково же оно, твое решение? – пристально посмотрел на него Айзевир.

– Точку в этом парадоксе может поставить… моя гибель, – печально произнес Марух.

– Это будет грустный конец, – сказал Айзевир. – Но в то же время это будет соответствовать твоему жребию. Ты ведь должен прекратить и собственные страдания, титан Марух? Всегда нужно начинать с себя, если рвешься изменить мир.

– Да, – наклонил голову Марух. – Теперь ты понимаешь. Спасибо, что не пытаешься отговорить.

– Ты свободный титан, – повел рукой Айзевир. – Твои решения – только твои.

– К тому же моя гибель действительно избавит от страданий очень многих, – вздохнул Марух. – В том числе и тебя.

– Не стану лицемерить. Я тоже был рад с тобой познакомиться, титан, но если ты пойдешь топиться – я не стану тебя спасать.

– Топиться?.. Меня не убить воде, попавшей в ноздри. Меня… не уверен, можно ли вообще меня убить. Титаны не убивают титанов, а никто из смертных этого не сумеет.

– Думаю, я все-таки сумею, – сказал Айзевир, берясь за рукоять меча. – Не знаю уж, насколько это будет быстро и безболезненно… я, извини уж, херовый мечник. Но мне сказали, что на эту штуку достаточно надавить.

Он обнажил клинок – и Марух не смог удержаться от вздоха. В лучах солнца блеснул сиреневый металл… тот самый металл, что собирал повсюду

Таштарагис, копил в своей ледяной цитадели. Тот самый металл, который достался Аэтернусу, когда тот взял цитадель штурмом.

Тот самый металл, для которого нет бессмертных.

– Адамант, – изумленно произнес Марух. – И оружие работы Макроденита. Я везде узнаю его изделие.

– Макроденит делал его столько же, сколько мы с тобой проговорили, – сказал Айзевир. – Три дня и три ночи. Закалял в собственной крови. А потом еще и ножны для него смастерил… из какого-то особенного дерева.

– И он отдал его тебе? Простому смертному?

– Титаны не убивают титанов. Ты сам это сказал.

Марух уселся лицом к солнцу и откинул волосы с шеи. Он внезапно испытал… облегчение. Какое-то удивительное спокойствие, которого не было с ним… да, с тех самых пор, как он попал в темницу Таштарагиса.

Сейчас он освободится по-настоящему.

– Мы о многом переговорили за эти три дня, – сказал Марух, глядя вдаль. – Об одном лишь я забыл спросить – кто ты вообще такой, Айзевир? Какой-то философ? Святой мудрец?

– Философ из меня говенный, а святости во мне меньше, чем в куске дерьма, – сказал Айзевир. – Я сын покойного короля, так что вроде как сраный царевич… но по сути я просто бомж. Меня так и прозвали – Принц-Бродяга. На нашем языке – Маши’б-Ухер.

Когда голова Маруха упала на землю, Айзевир убрал меч в ножны и некоторое время смотрел вдаль. Размышлял о бренности всего сущего, о сути мироздания, о пути в нем человека и титана. Думал о том, что нет начала без конца и нет конца без начала.

Ему подумалось, что если бы он был бессмертным и лучше понимал Маруха… или хотя бы был старше и имел больше жизненного опыта… быть может, тогда бы ему хватило мудрости и силы духа на большее. Не просто загнать титана в логический тупик и навести на мысль прекратить существование, а убедить его изменить жребий. Излечить его душу.

А может, дело и не в бессмертии и вообще не во времени. И даже не в мудрости. Есть вещи за пределами бытия, которых так остро жаждал Марух, но он был так ослеплен душевной болью и перенесенными в юности страданиями, что просто не смог найти свой настоящий жребий.

Ведь не зря же он назвал в числе прочего любовь.

Интерлюдия

– Не знал, что святой Машибухер – сын первого короля парифатских людей, – сказал Дегатти. – Хотя о нем ходит столько басен, что я не особенно и удивлен.

– Слушай, а под великим героем ты кого имел в виду-то? – спросил Янгфанхофен, наливая Бельзедору вина. – Маруха или Машибухера?

– Что за дурацкий вопрос? – моргнул Дегатти. – Марух-то уж точно не был героем.