Паргоронские байки. Том 4
Шрифт:
– А сам-то многое можешь? – спросила девушка, когда они летели над планетой, окруженной разноцветными кольцами.
Космодан снова расхохотался, указал пальцем – и из пустоши стал подниматься замок. Огромные стены, увенчанные башнями, исполинские шестерни и колеса…
– А это и мы можем, – с легким вызовом сказала Асвантида. – Может, не так быстро… но можем! И Первозданные научили нас колдовству!
– Я сотворю тебе звезду, – улыбнулся Космодан. – Пусть она сияет, как твои пламенные очи.
– Тогда две звезды, – улыбнулась великанша. – У меня же не одно око.
– Многие
Он увел Асвантиду в один из несотворенных миров, где в обозримой близости была только пустота. Вдали мерцали огоньки, знаменующие звезды и планеты – но прямо здесь не было ничего.
Там он и показал ей то, для чего существуют боги – творение.
Вначале он создал туманность. Огромное облако пыли и разреженного газа. Распахнул окно в Хаос – и наполнил космос рассеянной протоматерией. Асвантида зачарованно смотрела, как Космодан вырастает до невероятных размеров, как сжимает туманность ладонями величиной с планеты… и как вспыхивают между них звезды.
Две звезды, побольше и поменьше. В холодной черноте космоса бог рассмеялся – и закрутил одну вокруг другой.
А из остатков туманности он создал крошечный астероид. На нем они воссели с Асвантидой – и Космодан, широко улыбнувшись, предложил наполнить эту систему планетами.
– Какие тебе нравятся? – спросил он. – Заказывай.
Это был восторг. Невероятный восторг. Никогда в жизни Асвантида такого не испытывала. Великаны тоже обожают строить, создавать новое – но тут был настоящий апофеоз творения.
– Можно планету в виде бублика? – просила она. – А в виде чашки? А в виде моей головы?
– Можно, можно, все можно, – тут же лепил требуемое Космодан.
Правда, оказалось, что чем хитрее форма, тем труднее такое сотворить. Планету, половина которой стала прекрасным девичьим лицом, бог вытачивал вручную, формировал ее почти полчаса – но Асвантида не торопила.
– Боюсь только, она недолго такой останется, – с сожалением сказал Космодан, любуясь делом своих рук. – Это планета, и она будет подчиняться законам этой вселенной. Через какое-то время твой лик на ней изгладится, станет просто причудливым ландшафтом, горами и кратерами.
– Оно и к лучшему, пожалуй, – сказала Асвантида. – Не хотела бы я жить на планете в форме чьего-то лица.
– Это было бы безумие, – согласился Космодан. – И я думаю, нам пора возвращаться.
Он отвел ее обратно, на просторы Камня, к молодому Мировому Древу. Там Космодан в последний раз стиснул руку Асвантиды и сказал, что ему пора.
– Мы еще увидимся? – спросила она с надеждой.
– Если будет на то твое желание, – улыбнулся бог.
– Конечно, будет! – сердито ответила великанша. – Ты что, решил показать мне столько чудес только чтобы я потом всю жизнь изнывала от тоски?
– В таком случае мы обязательно еще увидимся. Но сейчас мне пора.
– Домой? Где ты живешь? Где вообще живут боги?
– Нет, не домой, – помрачнел Космодан. – У меня… у меня нет дома. Был когда-то, но…
– Но?..
– Он разрушен.
И Космодан поведал, что его мир и его пантеон полностью уничтожены. Что сорок лет назад в глубинах мироздания отгремела великая битва богов и демонов. Битва, в которой не было победителей.
– Было уничтожено шесть Светлых миров, семь Темных и почти триста миров смертных, – говорил Космодан. – Там были межзвездные и межмировые цивилизации. Были триллионы разумных. Были сотни богов.
– И они все?..
– Все, кроме меня.
– Я думала, боги не могут умереть.
– Не могут… обычными путями. Но нет во вселенной невозможного. Можно убить и бога. Даже смертный может это сделать, если ему повезет. Не говоря уж о ком-то вроде Пожирателя Звезд или Сакти’Драа…
– А как ты выжил?
– Везение, – обезоруживающе развел руками Космодан. – В общем-то, я просто остался последним. Но… не будем омрачать этот чудесный день. Теперь я здесь, с тобой. В мире, который молод и свеж.
Асвантида вернулась домой с таким пылающим взглядом, что это заметил даже ее отец, Глезторос. Прозванный Угрюмцем, он обычно не обращал внимания на своих детей, но сегодня посмотрел на старшую дочь и хмуро сказал:
– Ты аж светишься. Помирилась с сыном Хиротароса?
– Сегодня был замечательный день, отец, – отмахнулась Асвантида. – Он и без Сародероса был замечательным… особенно без него.
Глезторос сердито закряхтел. На самом деле, странно выглядели отношения первородных великанов с их старшими детьми. Между ними почти не было разницы в возрасте. Асвантиде тридцать семь лет, а ее отцу – тридцать девять. Он явился из первородного Хаоса, сразу родился громадным и могучим. А она явилась на свет из чрева своей матери, была несмышленым младенцем, росла и набиралась сил постепенно.
Последние года два она считалась как бы уже взрослой. Как бы. Великаны сами точно не знали, когда второе поколение достигнет детородного возраста, но все сходились на том, что уже скоро. Возможно, стоит дождаться сорокалетия – а возможно, и в тридцать пять было нормально. Многие из самых старших уже начали гулять вместе, а Окэнда из людогоров, возможно, через пару лун явит миру великана третьего поколения.
Ну или она просто слишком любит покушать. Асвантида не была уверена.
Но пока что третьего поколения на Камне нет. Только сорок семь первородных, примерно столько же едва расцветших юношей и девушек, да сотни две разновозрастных детей. Первозданные желали, чтобы число их слуг выросло, и великаны старательно над этим трудились.
Пока еще они жили поблизости друг от друга, скученно. Выстроили зал для собраний, четыре общинных дома и двадцать четыре семейных, назвав это все Миран Дио, что на их языке означало «общее место». Распахали громадные поля, чарами приручили мамонтов, индрикотериев и других зверушек. Проложили ровные дороги и вырыли глубокие арыки. И если не считать одного случая десятилетней давности, жили великаны мирно и дружно.
Асвантида никому не рассказала о своем удивительном знакомстве. Хотя ей ужасно хотелось поделиться с сестрами, братьями, матерью или хотя бы лучшей подругой – Гласитаридой. Они с Асвантидой родились почти одновременно, вместе когда-то исследовали таинственные земли за Домами, вместе и нашли Мировое Древо, которое тогда было втрое меньше.