Пари на девственность
Шрифт:
Она вошла в конференц-зал такая знакомая, родная – и одновременно непривычно холодная. Деловая женщина, которая знает себе цену. Изменилась ее походка, взгляд… Если бы я не узнал Настю, решил бы, что это какая-то гарпия, которая шагает по головам. Акула бизнеса. Интересно, это я сделал ее такой? Я сломал в ней ту чистую, непосредственную девушку, которая живо и искренне реагировала на все вокруг? Когда наши взгляды встретились, на мгновение мне показалось, что в ее глазах промелькнула боль. Но все прошло, и она сделала вид, будто знать меня не знает.
Я не хотел ее беспокоить. И… Черт, даже спустя два месяца я не мог держать себя в руках рядом с ней. Не мог выносить недосказанности. Я должен был просить ее прощения, умолять, сделать все, чтобы она не держала на меня зла. Но стоило ей открыть рот…
Ты справился со своей задачей… Вполне терпимо…
И это говорила она? Просто позволила мне совершить простую процедуру? Из серии «комарик укусит – и все пройдет»?! Да нет же! Она не могла мне лгать тогда! Она дрожала от наслаждения, и эта дрожь передавалась мне! Я, черт побери, знаю, когда тело женщины говорит правду!
Другой мужчина.
От мысли, что кто-то другой касается ее, покрывает поцелуями, у меня сжались кулаки. Я готов был немедленно мчаться к этому другому и месить его до тех пор, пока бы он не превратился в мокрое пятно на ковре. Она не могла, не могла…
И я хотел сказать ей об этом, но не мог. Я вдруг четко осознал, что потерял ее. Что назад пути нет. Я был сам виноват – лишил себя самого ценного, что когда-либо у меня было. И я не имел права снова травить ей душу и лезть в ее жизнь. И я решил отпустить ее.
Было трудно. Невыносимо. Новый проект заставлял нас снова и снова встречаться на планерках, летучках и переговорах. И глядя, как финансовый директор нашего партнера после встречи что-то шепчет ей в сторонке, а она смеется, запрокинув голову, я понял: это конец. Предел моих возможностей. В конце концов, пока она в «КьюМедиаГрупп», папина фирма не пропадет. А я?.. А мне дорога только в ад. Впрочем, кажется, идти недалеко.
Эдик вернулся из недельной командировки: делали тропическую рекламу для духов. Съемки рядом с пальмами и океаном, экзотические красотки… Он приехал загорелым, довольным, с полными чемоданами первосортного бухла и сигар. И, конечно, со всем этим добром завалился ко мне в квартиру.
– Какие новости? – между делом спросил он, закончив истории о своих постельных подвигах с моделями.
– Настя вернулась.
Эдик поперхнулся, выпрямился и уставился на меня, как вахтерша на кроссворд.
– Что? – выдохнул он, откашлявшись.
– Папа уговорил ее вернуться. Теперь она наш директор по маркетингу.
– Ты пытался поговорить с ней?
– Да, но… Все бесполезно, Эд, – я потер лоб. – Она изменилась. Стала одной из тех, кто рубит яйца с размаху.
– Самка богомола?
– Она самая, – я бы рассмеялся, если бы не было так погано. И не только от дыма Эдиковых сигар.
– Не верю, – мотнул головой Левинский. – Настя?! Нет. Только не она. Поверь мне, я знаю баб, как облупленных. Просто хочет тебя наказать.
– Пусть так. Я больше этого не вынесу.
– Это ты сейчас на что намекаешь? – нахмурился он.
– Завтра же иду к отцу и пишу заявление. С меня хватит. Еще один день там, и я свихнусь.
– Воу-воу! Не гони пургу. Давай я подгоню тебе одну из моих моделей. Новенькая. Девятнадцать лет, мулаточка. Объедение! Ноги от ушей, попка…
– Иди к черту! – рявкнул я. – Ты что, еще не понял?! Мне никто не нужен, кроме Насти!
Настя
Только я освоилась на новом рабочем месте, в офисе снова возник Эдик. С утра объявился у моего кабинета с большим стаканом кофе и коробкой моих любимых пирожных. Поначалу я разрывалась между желанием надеть ему эту коробку на голову и запихнуть в задницу, но все же вздохнула и запустила внутрь. Он выглядел жалко. Потаскун, неспособный на настоящие чувства. Чертов позер и клоун.
– Настенька… – начал он с приторной улыбкой, но я не дала ему договорить.
– Не смей, – сказала я тихо и жестко, и он замер, ошарашенный таким приемом.
– Он был прав, – Эдик придирчиво оглядел меня с головы до ног. – Ты изменилась.
– Если у тебя есть что-то по работе, выкладывай. Если нет – вали отсюда к черту, пока я не подыскала тебе замену.
– Мне надо кое-что тебе сказать. И это важно.
– Дай угадаю: будешь извиняться? Скажешь, что все это было не ради машины, а из-за твоих глубоких чувств?
– Нет, – ответил он честно и поставил пирожные на стол. – Ради машины. И из спортивного азарта. Я хотел утереть нос Максу.
Обескураженная такой внезапной откровенностью, я замерла.
– Со мной все ясно, Настя, – продолжил он. – Я поступил, как мудак, и можешь меня не прощать. Я все равно этого не заслужил. Но говорить я буду не о себе. О Максе.
– Вот как? Он решил подослать мальчика на побегушках?
– Он любит тебя, – Эдик произнес это с такой твердой уверенностью, что я застыла, не зная, что ответить. – Этот придурок влюбился в тебя по уши. И ничего не сказал, потому что боялся, что ты сбежишь. Я влез тогда из мести… Разозлился, выпил лишнего… Я не должен был все портить. Но Макс полюбил тебя еще тогда, а сейчас просто сходит с ума. От боли.
– И что я должна с этим делать? – с вызовом спросила я, с трудом сдерживая вулкан боли, недоверия и крика.
– Делай, что хочешь, Настя. Я просто пришел, чтобы сказать тебе правду. Знаешь, что Макс сейчас делает? Он пошел к отцу, чтобы уволиться. Вчера он отдал мне машину, потому что видеть ее не может после того спора. А сегодня решил уйти из компании, чтобы больше не тревожить тебя, – Эдик вздохнул и сунул руки в карманы. – Делай с этой информацией, что хочешь. Но я не мог смотреть, как мой лучший друг загоняет себя в могилу.