Пари на красавицу
Шрифт:
— Знаешь, я пытаюсь, но как-то не получается.
— Мальвина, ты не понимаешь? В твоём телефоне сейчас хранится решение всех наших проблем. Если эта запись просочится в сеть, всей избирательной кампании отца наступит тотальный пизд*ц… Запугивание, шантаж, угрозы, подкуп. Мощнее рычага давления даже я не придумал бы. Не знаю, как ты догадалась включить диктофон, но это просто гениально. Ты гениальная.
Саркастично пфыкаю на весьма неоднозначный комплимент, однако втайне капец как довольна. Правда, если честно, ни о какой гениальности я не думала, когда сидела в пропахшем дорогими сигарами и натуральной кожей салоне. Если уж совсем откровенно, я там чуть не описалась от страха. Это жесть, как меня всю трясло. Особенно когда пошли угрозы по отношении к маме. Сама поражаюсь, откуда нашлись силы дерзить. Наверное, защитный механизм.
— Ну приветики-пистолетики, — качаю я головой с видом “это же элементарно, Ватсон”. — Ко мне подваливает какой-то бугай и начинает заливать про то, что со мной хочет поговорить местная шишка. А я девочка воспитанная, к кому попало в тачки не сажусь. Вот и обезопасила себя на всякий случай. Под шумок на плей жмакнула и телефон в самое надёжное место спрятала — между сисек. На случай, если обыскивать решили бы, — губы Воронцова растягиваются в широченной улыбке. И она обескураживает. Я же как бы на него обижена. — Чего лыбишься?
— Я тебя люблю.
Сердце судорожно замирает. Ох… Мне так нравится слышать это от него. До мурашек.
— Сочувствую, чё.
— Себе сочувствуй. Теперь ты точно от меня не отвяжешься, — он тянется ко мне с явным намерением, но поцелуй прилетает не совсем туда, куда он рассчитывал, потому что вовремя закрываюсь рукой.
— Ну уж нет, дорогой. Даже не думай, — отрицательно качаю головой я.
— Брось. Ты сама слышала, что это подстава, — кивок на валяющийся рядом телефон. — Он хотел, чтобы ты приехала.
— И я приехала, но цепей что-то не вижу. Снайперов с лазерной указкой на балконе тоже. Да и дверь была не приварена.
Глеб непонимающе моргает.
— Это ты к чему?
Невесело качаю головой.
— К тому, что я устала. И хочу спать, — пытаюсь сползти с его коленей, но на этот раз удерживают уже меня. И вот в этом случае мериться силами бесполезно.
— Куда ты?
— Домой. Не хочу уже никуда в ночь ехать.
— И не уезжай. Останься. Пожалуйста.
Блин, вот только всяких "пожалуйста" не хватало. Как будто мне самой хочется. Но гордость важнее хотелок.
— Ты не понял? Тебе сегодня ничего не светит. И, возможно, не только сегодня. Я пока не решила.
— Да что ж ты такая… — с тяжёлым вздохом меня притягивают к себе, заключая в невероятно крепкие объятия.
— Какая?
— Моя. Просто моя, — отвечают негромко, зарываясь носом в моих волосах и приятно согревая кожу дыханием с слабым привкусом спиртного. А-а-а… — Он не прав. Ты не развлечение. Ты необходимость.
Блин, блин, бли-и-ин. Вся решительность красиво свалить в закат сдувается в форточку без права на возвращение. И что делать? Вроде нужно скандал с битьём челюсти замутить, а желания никакого ругаться нет. Просто обижаться и то нет. В смысле, да, всё смотрится капец как хреново, расклад вообще не в его пользу, но я ему… верю.
Правда верю, что ничего между ним и этой белобрысой не было. И что не случилось бы, даже если бы я не приехала. Хочу верить. Потому что если допустить сам факт сомнений, тогда наши отношения по определению бессмысленны. Потому что если не доверять, тогда нужно всё заканчивать. Насовсем. Прямо сейчас. А я к этому не готова. Невероятно какими дурами становятся бабы, когда в дело вмешиваются чувства.
Однако и так легко всё спускать тоже не согласна. Пускай помучается и погрызётся. Ему полезно.
— Не старайся, — строго щурясь, отвешиваю ему звонкий щелбан. — Всё равно не светит.
— Останься со мной, — мою кисть ловят, поочередно оставляя на каждом пальце по поцелую. Какой милый пай-мальчик. Нет, точно не буду торопиться с прощением. — А завтра я тебя отвезу.
— И снова уедешь?
— Так надо. У меня неоконченное дело с отцом.
Догадываюсь, какое.
— Думаешь, сработает?
— Даже не сомневайся, — поцелуи не прекращаются. Кажется, меня хотят в них затопить. И я не против, но слишком уж сложно устоять перед таким комбо нежностей. — Во сколько во вторник ваш выход?
— Не знаю. Так же где-то. Плюс-минус.
— Хорошо. Слово даю, его я точно не пропущу.
— Он же сказал, что приедет. Значит, приедет. Хватит уже кусать губы! Весь блеск сожрала, — сердито одёргивает меня в который раз Боря, последние полчаса крутящийся рядом и наводящий на мою беспокойную головушку марафет. Макияж, причёска, все дела. Перед первым туром, кстати, тоже он подсуетился. Обожаю своих друзей, оба раза приехавших без предупреждения просто меня поддержать. И в человека превратить. Ну… это они так сказали. Вот только подкола до конца я не поняла. А до этого, извиняюсь, я кем была? Единорогом?
— Лишь бы не было осложнений. Папаша у него трешовый, — устало вздыхаю, разглядывая себя в огромном напольном зеркале, придвинутом к стене под наклоном. Эту ночь я почти не спала. Слишком нервничала.
Общую раздевалку нашей команде выдали скромную: с унылыми однотонными стенами, минимумом мебели и посадочных мест. Спасибо хоть стойка с вешалками имелась. И стол, куда все, собственно, и навалили свои шмотки. Уровень стеснения — свети друг перед другом телесами сколько твоей душеньке угодно. Хорошо Воронцов не видит царящей тут общаги. А то Вольт танцевать попёрся бы забинтованным до глаз. Или без глаз вовсе. Типа, нехер окуляры на чужом греть.
— Твой котик большой мальчик. Уж как-нибудь справится, — фыркает Аника, сидящая на полу в позе лотоса и с воодушевлением облизывающая обёртку от "Лакомки". Само мороженое давно и надёжно хранилось в её желудке. В моём, кстати, тоже. Скромный завтрак, потому что на нервах с самого утра ничего в горло не лезет. — Кстати, что там у твоего котика с Лерой? — заинтересованно вскидывает она измазанную шоколадом моську. — Эта высокомерная краля ходит по коридорам со своими "Сникерсами" раздражающе самодовольная. Те, кого бросили так себя не ведут.