Пари Прометея
Шрифт:
В глазах Егорыча что-то мелькнуло. Он встрепенулся.
— Так если исцеление на меня подействует, значит и от алкоголизма я вылечусь! Оно ж все болезни лечит. Или я не прав?
— Прав, прав. Да ведь снова начать, это ж, как вы говорите, как два пальца об асфальт…
Егорыч шумно сглотнул, дернув небритым кадыком и сказал:
— Не, я коли вылечусь, ни капли в рот не возьму!
Кучерявый пожал плечами и сказал:
— Ну это твоё дело. Значит запомни: тебе даётся один-единственный шанс! В следующий раз хорошенько подумай, куда направить силу. Как решишь, так и будет. Итак, моя миссия выполнена, так что вот прям с воскресенья можешь и приступать.
Бес, или кто он там, развернулся и ушёл в глубь тумана, а вскоре и само облако исчезло.
Егорыч глядел на угол, оклеенный обоями в цветочек — будто ничего и не было. Его мутило. Но не от выпитого, хотя, судя по валяющимся пустым бутылкам, выпил он немало. Егорыча трясло, он с трудом сдерживал дрожь волнения — он может стать МОЛОДЫМ. Чувствовать налитые силой мышцы, а не дряблые веревки, смотреться в зеркало и видеть упругую кожу лица и шапку густых черных волос, а не морщинистые обрюзгшие щёки и лысину с редкими островками растительности непонятного цвета. В юности Егорыч мог таскать пятидесятикилограммовые мешки и при этом ещё и пританцовывал, а сейчас ничего тяжелее сетки с тремя бутылками водки не мог поднять. Неужели он снова сможет бегать, испытывая при этом не одышку и головокружение, а радость? Неужели он сможет отдалить от себя призрак, воняющий тленом и гнилью, уже недалёкой смерти? Неужели на него снова, как много лет назад, будут смотреть девушки и будут его хотеть? И он сам будет ХОТЕТЬ! Господи, да ведь он уже и забыл КАК ЭТО!
Егорыч в диком волнении вскочил с дивана, торжественно собрался приложить руку к груди и сказать "хочу", но вспомнил, что проклятый пришелец сказал "надо начинать в воскресенье". А сегодня… а какой сегодня день Егорыч не имел понятия. Календарей он сроду не имел, а даже если бы и были, всё равно он бы их не обрывал. И телевизор старый сломался, а новый ему Яснопольский почему-то не поставил.
Так, нужно срочно узнать, может сегодня уже суббота. Тогда завтра он сможет приступить… Егорыч торопливо обул старые башмаки (новые он ещё не разносил, вернее, даже ни разу не одевал) и выскочил на улицу. Разумеется, насколько слово "выскочил" можно применить к прихрамыванию, сопровождаемому постоянным кряхтением.
На улице Егорыч даже поначалу зажмурился — до того ярко светило солнце. Видимо, недавно прошёл дождь — асфальт блестел водой, будто гигантский дворник умыл город из шланга. В небольших лужицах бултыхались взъерошенные воробьи. Словно подражая воробьям, по лужам носились мальчишки, с хохотом топая по грязной воде и обрызгивая друг друга. Баба Лиза вывела на прогулку внука и сейчас искала на лавочке местечко посуше. Из других подъездов повыскакивали дети постарше, а самых маленьких выводили на прогулку, в основном бабушки и дедушки. Молодая женщина с девочкой подошла к бабе Лизе и о чём-то заговорила с ней. Старушка активно закивала головой, и женщина ушла, поцеловав девочку на прощанье. Егорыч немного постоял, глубоко вдыхая теплый летний воздух, и пошёл по направлению к бабе Лизе — ведь не у мальчишек же, в самом деле, спрашивать какой сегодня день.
Егорыч степенно подошёл к лавочке, на которой расположилась язвительная старушка, и уселся рядом, не спросив у неё разрешения. Баба Лиза неодобрительно глянула на помятое и небритое лицо Егорыча, видимо, хотела что-то сказать, но промолчала. Егорыч откашлялся и произнес в пространство:
— Да-а, жизнь нынче пошла. Не успеешь оглянуться — ан месяца и нету. Денёчки летят, как листья осенние. Э-хе-хе, старость не радость.
Баба Лиза усмехнулась.
— Егорыч, ты б пил поменьше! Кто угодно счёт дням потеряет, коли столько пить будет, сколько ты употребляешь. И старость тут ни при чём!
Егорыч оживился.
— Как это ни при чём? Я вот, например, раньше всегда знал, какое число сегодня.
— Так ты на работу кажен день ходил! — парировала баба Лиза. — Вот и знал! А сейчас дома сиднем сидишь, да на ребятишек дурниной орёшь! Постыдился бы!
— Дык, а чего они под окнами шумят? Голова и так болит, а они…
— Пить меньше надо! — повторила баба Лиза сурово. — Или бы уж допился бы до белой горячки, чтоб тебя в дурку забрали. Глядишь и во дворе спокойнее стало бы! Ваня, ну-ка не бросайся песком в девочек! Сейчас маму позову, если не перестанешь! Лидочка, иди я тебя отряхну!
Егорыч автоматически глянул на песочницу, расположенную неподалёку от лавочки. Трёх или четырёхлетний карапуз, по-видимому, играл в гараж, места ему не хватило, и он расширил поле своей деятельности на "дом" девочек, которые накрыли песочный стол. Девочки в отместку сломали ему гараж, после чего началось посыпание детских голов песком, сопровождаемое хоровым плачем. Теперь букеты, сделанные из травинок и листиков были перемешаны с палочками, изображавшими когда-то крышу гаража, а чумазые и заплаканные дети были рассажены взрослыми по углам песочницы.
К бабе Лизе подошла бледная девочка лет пяти, та самая, которую мама оставила на попечение старушки. Егорыч, хотя никогда особо не утруждался запоминанием детских лиц, но всё ж они постоянно мелькали перед глазами, а эту девочку он не вспомнил. Как впрочем и её маму. Приезжие наверное, явно не "бабылизины" родственники. Несмотря на лето, девочка была очень бледна, будто просидела всю жизнь не видя солнца. Старушка тщательно отряхнула сарафан девочки от песка, потом достала из кармана белый накрахмаленный платок и вытерла ей лицо.
— Иди, играй, золотце! Не будет больше Ваня озорничать. Иди, садись в тенёк под грибочек.
Девочка послушно пошла к песочнице и села на бортик, но не играла, а молча смотрела на роющихся в песке детей.
— Горе то какое, — неожиданно тихо сказала баба Лиза Егорычу (он привык слышать её либо громко говорящей, либо кричащей), — такая маленькая, и такая страшная болезнь!
— У кого? Какая болезнь?
— У Лидочки. У неё лейкемия, — видя, что Егорыч видимо вспоминает, что это такое, баба Лиза пояснила: Рак крови. На глазах ребёнок тает. Это внучка Фёдоровой Нины Павловны — они прошлым летом приезжали, так девочка прямо живчик была, хохотушка, носилась, как угорелая. А сейчас от неё просто тень осталась. Нина Павловна слегла от горя. Девочке операцию должны сделать скоро, мозг костный менять, кажется… Если родители её деньги найдут на операцию. А откуда они такую прорву денег возьмут? Да и говорят, мало кому эта пересадка помогает. И как страшно! Ладно бы я чем таким заболела, я старая, своё уж отжила, а ведь она дитё совсем…
Баба Лиза всхлипнула и вытерла глаза накрахмаленным платочком. Небось неудобно таким жестким платком глаза-то тереть, совершенно некстати подумал Егорыч. Вдруг старушка резко повернулась к нему.
— Егорыч, а Егорыч? Говорят, будто ты целителем народным сделался, народ излечиваешь, прямо чудеса творишь. Правда это, аль нет? Будто Никонов Сергей после того, как у тебя полечился, снова рукой искалеченной двигает. Старик Вальс всем про это рассказывает, да ведь всем известно, что он соврёт — недорого возьмёт. Я лично думаю, что Никонов куда-нибудь съездил на операцию.