Пари с морским дьяволом
Шрифт:
– Где я только не работал! Как-нибудь расскажу пару историй. – Он поежился. – Бр-р-р, ух и холодрыга!
– Замерзли, Яков Семеныч? – посочувствовала Кира.
Боцман подмигнул:
– Моряки не мерзнут, они просто синеют!
Маша, ободренная его улыбкой, решилась высказать тайное опасение:
– Яков Семенович, нас эта ужасная качка не утопит?
– Ни в коем случае, – очень убедительно заверил Боцман. – Четыре балла для нас – это тьфу! Так, самым хилым за борт потравить…
Он осекся, углядев
– Я бы попросил насчет хилых! – с достоинством заметил режиссер. – Мы, сухопутные крысы, может, и слабы желудками, но сильны духом!
В этот момент корабль ощутимо качнуло, и Аркадий стал неумолимо зеленеть.
– Яичницу… зря… – выдавил он и бросился к выходу. Жена проводила его сочувственным взглядом.
– Что же, Яков Семеныч, нас так и будет болтать весь день?
– Упаси Посейдон! Мы взяли курс на Энею. Занятный островок! С южной стороны у него скалы, причем опасные – острые, как ножи. Натурально, торчат из моря эдакие тесаки, волну рубят в пену! Ну и все, что она принесет.
– И мы туда идем? – поразилась Маша.
– Почти, да не совсем. Идем мы на северную сторону. Там тишайшая гавань, пологий берег.
– А не может случиться так, что нас вынесет на скалы? – опасливо поинтересовалась Кира.
– На скале стоит маяк. Один из самых ярких на сотню миль вокруг. Не заметить его невозможно.
Кок подкрался беззвучно, как кот, и водрузил перед Боцманом чашку с какао. Старик отхлебнул и расплылся в блаженной улыбке.
– Спасибо, Нафаня! Знаешь мою слабость.
– Ты про смотрителя маяка расскажи, Яков Семеныч! Слышал, он аэроглиссер завел? Рассекает по волнам!
Боцман щелкнул пальцами:
– А и верно! Хотел ведь да забыл. Сюда бы, конечно, Ваню Козулина, он у нас за главного рассказчика на корабле.
«Это с Козулиным они говорили о двух смертях», – вспомнила Маша. Ей отчего-то расхотелось слушать про смотрителя маяка.
– Странный он человек, – задумчиво начал Боцман. – Живет на своем маяке постоянно, без всяких сменщиков, а история его появления довольно невеселая…
Стукнула дверь, в щель просунулось курносое лицо Антоши. За ним внутрь ворвалось облако мелкой водяной пыли.
– Яков Семеныч, там Аркадию нехорошо!
Как ни стремительно бросилась Кира наружу, боцман все равно опередил ее. Дверь хлопнула раз, другой – и Маша осталась за столом одна в окружении трех кружек.
Кок проковылял к двери, выглянул и вернулся обратно. Встревоженной Маше снисходительно бросил:
– Да все в порядке! И чего побежали…
– А что с ним?
– Палуба скользкая. Плюхнулся на задницу, чугунком о борт приложился. Ниче, осторожнее будет!
Нафаня сокрушенно поцокал языком, глядя на брошенные тарелки с едой. «Готовишь им, готовишь, – было написано на его лице, – а они берут и головами трескаются,
Маша задумчиво откусила от бутерброда. Кок слегка просветлел и отошел.
Но сидеть и завтракать, когда где-то неподалеку интеллигентный Аркадий, возможно, лежит с разбитой головой, было как-то неправильно. Она с сожалением отодвинула горячий бутерброд, истекавший расплавленным сыром, одним махом допила вкуснейший сладкий чай, коря себя за черствость, и встала.
В иллюминатор, по которому расползались дождевые капли, была видна часть палубы. По ней спокойно, вразвалочку, не хватаясь за ванты и не размахивая руками, шагал Аркадий Бур. Маша успела быстро удивиться тому, какое поразительное а, главное, молниеносное воздействие на вестибулярный аппарат оказывает удар головой, когда до нее дошло, что она видит вовсе не Аркадия. Это матрос Антоша быстро шел к рубке. Хвост на его затылке подпрыгивал в такт шагам.
А где же Бур?
Но тут и режиссер проковылял следом за матросом. Он потирал затылок, морщился и чуть не брякнулся второй раз, когда, заметив в окне Машу, решил помахать ей рукой. Кира поймала его за шиворот и что-то сурово выговаривала, пока они не исчезли из виду.
– Всыпать Антохе двадцать горячих за паникерство, – пробормотали за Машиным плечом.
Нафаня поставил на стол вторую чашку чая, метнул пронзительный взгляд на обкусанный бутерброд, и Маша поняла, что, если она не хочет заработать себе смертельного врага, надо доесть.
Когда она подошла к стойке с пустой тарелкой, Нафаня ничего не сказал. Но Маша видела, что он доволен.
– Очень вкусно, спасибо!
«Разумеется, вкусно! – отразилось в маленьких глазках кока. – С какой стати могло быть иначе?!»
Он поблагодарил ее не слишком дружелюбной улыбкой, и Маша вдруг решилась. Должно быть, именно из-за того, что кок выглядел тихим ненавистником человечества. Будь это человек, симпатизирующий ей, Маше было бы неприятно потерять его расположение. Но с Афанасием терять было попросту нечего.
– Афанасий Петрович, а кто погиб на корабле?
Улыбка сползла с лица кока.
– Это вы о чем?
– Яков Семеныч говорил, что кто-то упал с корабля и умер.
– Тогда вам, наверное, лучше у него спросить, – криво усмехнулся кок.
Маша вскинула брови.
– А что, это какая-то страшная тайна?
Как она и предполагала, Афанасий смутился.
– Ничего такого… – пробурчал он.
– Тогда почему все молчат?
Кок закатил глаза:
– Да кто молчит-то! Никто не молчит! Просто неприятная это тема, тяжелая для нас.
Маша быстро придвинула стул и села, обозначив тем самым, что утвердилась здесь надолго.
– Кто-то из туристов, да? – понимающе спросила она, понизив голос. – И теперь вы боитесь, что у вас клиентов не будет?