Пари с морским дьяволом
Шрифт:
– А малышок-то у вас национальный, как я погляжу!
Алина даже не сразу поняла. Национальный? И вдруг до нее дошло. В школе старшего сына «национальными» называли детей узбеков, таджиков и прочей, как она считала, неруси, поналезшей в Москву со своих одичалых аулов.
Какой позор! Алина подхватила коляску и, глотая слезы, бросилась прочь от удивленной соседки.
С этого дня она возненавидела Стефана. Этот ребенок ее раздражал уже одним своим видом. Он порочил ее! Могли подумать, что она нагуляла его от какого-нибудь, господи прости,
Она сплавила мальчика няне и облегченно выдохнула.
Но ребенок рос. Садик, школа… Везде нужно было присутствовать. И повсюду он разрушал ее идеальный образ! Алина пыталась найти хоть что-то, чем можно было бы гордиться, но Стефан не оправдывал ее ожиданий. Не был отличником. Не завоевал первое место на шахматном турнире. Не смог даже получить роль в паршивом спектакле!
Он безнадежно портил образ прекрасной матери, который она с наслаждением выстраивала всю жизнь.
– Ты ни на что не способен, – холодно сказала сыну Алина. И, не удержавшись, добавила, мстя за свою многолетнюю обиду на мироздание: – Пустое место!
У Стефана были все шансы вырасти обозленным невротиком. К седьмому классу он таким и был: злым, нервным, мучительно страдающим от нелюбви родителей, судорожно боящимся чужих оценок. И страшно самолюбивым. Именно самолюбие не позволяло ему показывать свою слабость. Для учителей он был чрезмерно самоуверенный школьник, для одноклассников – задавала и косоглазый придурок.
Для Аркадий Бура он оказался посредственностью.
Вслух режиссер этого не сказал. Но мальчик так неуклюже двигался, так плохо читал роль, что Аркадий отказал ему – мягко, однако без малейших колебаний. В конце концов, этот нагловатый юноша был даже не из его студии!
Стефан не верил своим ушам. Он жаждал играть в пьесе! Ему казалось, что стоит всем увидеть его в роли Атоса – и все поймут, что он настоящая звезда!
– Я вам отомщу, – мрачно пообещал он режиссеру.
Бур снял очки и потер глаза.
– Мстить – это лишнее, – заверил он. – А лучше приходи осенью, мы начнем новый спектакль репетировать. Там тебе найдется роль, обещаю.
Но Стефан ему не поверил. Он больше никому не верил.
Отказ стал последней каплей, и мальчик назначил Аркадия Бура ответственным за все свои неудачи. Это из-за него жизнь не обернулась к лучшему. Сволочь длинноносая!
Стефан вышел на тропу войны.
Накануне спектакля он купил в аптеке йод, в хозяйственном магазине – аммиак, и смешал в стеклянной банке, которую утащил у матери. Все манипуляции Стефан проводил на чердаке дома, морщась от ужасной вони. Когда на дне банки обнаружился осадок, Зеленский усмехнулся. Он получил йодистый азот.
Лишнюю жидкость он откачал шприцем, а осадок, похожий на плотный гель, очень осторожно перелил на плотный лист бумаги. С этого момента Стефан делал все очень плавно, без резких движений, потому что в руках у него было «нестабильное соединение», как называл это учитель химии. Вот и пригодились
– Только не взрывайся, – бормотал мальчик себе под нос, – только не взрывайся….
Одной частью геля Стефан пропитал свернутые в трубочку куски бинта и сунул их в пустые банки из-под лекарств. Другую часть слил в пакет и завязал.
Узнать, где живет Аркадий Бур, оказалось проще простого. Дождавшись, пока режиссер выйдет из квартиры, Стефан обмазал замочную скважину входной двери гелем из пакета. Следы снаружи он аккуратно стер. «Будет для тебя сюрприз, сволочь!»
После этого Стефан отправился на премьеру школьного спектакля. Шел он очень тихо, не делая резких движений, сторонясь встречных прохожих и глядя под ноги, чтобы не споткнуться.
Едва только в зале погасили свет, он сразу метнул на сцену две «бомбы» из трех – до того, как вышли актеры. Еще одну бросил в проходе, подальше от зрителей, вскочил и пошел к выходу, зажимая нос.
Хлопнуло так, что содрогнулись стены актового зала. Стены, пол, декорации – все в долю секунды покрылось темными пятнами, и в зале сгустилась ужасающая вонь. Народ завизжал и ринулся прочь.
К этому моменту Стефан уже был далеко.
Режиссера он ждал возле его квартиры до позднего вечера. Наконец хлопнула дверь, послышались медленные шаги. Мальчик мигом взлетел на этаж выше, перевесился через перила и навострил уши.
Аркадий, понурый, замотанный и несчастный, вышел из лифта, приблизился к двери… Загремела связка ключей. А затем железная бороздка высекла искру из высохшего зелья…
Бухнуло, рявкнуло, застреляло – и режиссер в ужасе кинулся вниз по лестнице, зажимая уши. А Стефан долго еще хохотал наверху, сгибаясь пополам. Пока не услышал милицейскую сирену. Тогда он взбежал на чердак, спустился через другой подъезд и ушел в темную ночь.
Глава 8
Солнце слепило. Швыряло острые искры в глаза, как песок. Раздавало пощечины: синим – наотмашь! яростным белым – так, что хотелось отшатнуться! Лазурью било под дых, чтобы перехватило дыхание. Казалось, в этом месте не существовало цветов, кроме синего и белого. Даже оливковые рощи, разбросанные там и сям на выбеленных до седины холмах, не зеленели, как положено, а вспыхивали серебристо-голубыми кронами под безжалостным солнцем.
Бригантина «Мечта» пришвартовалась к причалу. Это был второй остров на пути следования корабля.
Маша смотрела, словно хотела впитать в себя все увиденное. Под холмами кучно лепились домики, как птичьи гнезда. Белые стены, лазурные ставни, темные веретена кипарисов, устремленные в небо. Закроешь глаза – и отпечаток этой картины остается на внутренней стороне века, как оттиск безмятежного счастья. В порту болтались и подпрыгивали на волнах утлые лодчонки, кое-где смуглые рыбаки в широкополых шляпах, завидев бригантину, отрывались от починки сетей и махали руками кораблю.
– Жизнь-то бурлит, – заметил Владимир. – Движуха!