Пари с морским дьяволом
Шрифт:
– А кто сейчас на вахте?
– Только старпом.
– Вернемся вниз, – предложил Макар. – Здесь в самом деле становится неуютно.
Они направились к трапу, и луна поплыла за ними. Набегавшие волокна облаков разрисовывали ее, и тогда луна превращалась в огромное ухо, подставленное с небес. Когда ветер разгонял их, казалось, что внимательный желтый зрачок наблюдает за ними сверху.
– У меня такое чувство, что за нами следят, – вполголоса сказала Маша.
Сергей покосился на нее:
– Исключено. Разве что откуда-то издалека.
Макар, шедший впереди, споткнулся и упал бы, если бы Бабкин не поймал
– Эй, да что с тобой?
– Врача позвать? – встревожилась Маша.
Илюшин отрицательно качнул головой.
– Я чудовищно поглупел, – пробормотал он. – И стал невнимательным. И неуклюжим. Будаев даже не представляет, какой счет я выставлю ему за это.
Он взялся покрепче за перила и снизу умоляюще взглянул на Машу.
– Ты можешь повторить то, что сказала пять минут назад? – И, увидев, что она уже открыла рот, торопливо добавил: – Только не здесь! Пошли в каюту.
Когда они спустились на нижнюю палубу, Илюшин пропустил их вперед и запрокинул голову. Луна, огромная, распухшая, нависала прямо над трапом и, казалось, изо всех сил пытается пролезть за ними в узкий проем.
– Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел, – пробормотал Макар, – а от тебя, колобок, и подавно уйду.
– Что ты там шаманишь? – окликнул его Бабкин.
Илюшин с трудом оторвал взгляд от желтого шара и заторопился, догоняя друзей.
– Кира, что происходит?
Она сидела на кровати, не отвечая, и смотрела застывшим взглядом в черный иллюминатор.
Аркадий взял жену за плечи и потряс. Со стороны это выглядело комично: он был в два раза мельче ее. Но от толчков она вздрогнула и схватила его за руку:
– Кто сейчас на вахте?!
Он отпустил ее.
– Н-не знаю… Какое это имеет значение? Кажется, Артем. И ты не ответила, что происходит!
Кира резко выпрямилась. Вялое, заторможенное состояние, в котором она находилась после разговора с капитаном, бесследно пропало, стоило ей услышать имя старпома.
Ей вспомнился разговор возле первого острова.
«– А пираты на нас не нападут?
– Да, появляются они тут иногда. Но на этот случай товарищ Диких у нас вооружен!»
– Жди меня здесь и никуда не выходи, – четко проговорила она. Разжала пальцы – на коже у него остались следы от ее хватки.
– Я не ребенок, милая.
Но жена не слушала. Лицо у нее стало собранное и жесткое. Аркадий уже встречал у нее это выражение. Когда она висела на скале, готовясь перебросить свое сильное тело выше, у нее так же заострялись скулы и в чертах прорезалось что-то мужское.
– Я не собираюсь оставаться в каюте, – твердо сказал он. – Ты можешь идти куда хочешь, но не смей командовать мной. В конце концов, это просто оскорбительно.
Кира перевела на него взгляд.
– Помнишь, я говорила тебе, что сильно похудела? – внезапно спросила она.
– Да… После развода, кажется. – Он растерялся. – При чем здесь это?
– Я никогда не говорила тебе, насколько сильно.
Аркадий все еще не понимал, к чему она ведет.
– Ну… На пять-семь килограмм? – предположил он, не понимая, отчего жена сменила тему. – Неужели на десять?
– На сорок, милый, – спокойно сказала Кира.
– Брось! Я же видел фотографии!
– Да,
– Кира!
– Это правда. Я такой и была. Я весила сто тринадцать килограммов, и год шла к тому, чтобы весить семьдесят три.
– К чему ты мне это рассказываешь? – неожиданно жестко спросил Аркадий.
– Когда я похудела, – продолжала Кира, будто не слыша, – у меня обвисли щеки до плеч. Нельзя сбрасывать вес так быстро, кожа висит складками, как будто из-под нее откачали жир. Собственно, так оно и есть. Я превратилась в бульдога, дорогой. У меня было не лицо, а мятая тряпка. Знаешь, утром я подходила к зеркалу, и мне хотелось взяться за нож – откромсать эти уродливые брыли. А лучше – всю кожу целиком. Я знала, как я это сделаю. Большой круговой надрез, а потом рывком содрать – и…
– Хватит!
Женщина осеклась.
– Зачем ты расковыриваешь это сейчас? – тихо спросил он.
Она покачала головой и улыбнулась с такой тоскливой нежностью, что у него слезы подступили к глазам.
– Ты не понимаешь, милый мой. Я ведь так и поступила: отрезала все лишнее. Ты видел шрамы, не притворяйся, что это не так.
– Я никогда не придавал этому значения… – пробормотал он.
– Меня оперировал хороший хирург. Но ты не представляешь, что это такое: ходить с ощущением, что туго натянутая кожа на твоем черепе может лопнуть в любой момент. Мое лицо уменьшилось, как мне казалось, раза в три. Но нос остался прежний – огромный, распухший нарост на таком аккуратном маленьком личике. Тогда я слегка подправила и его. Если бы я сама могла оперировать себя, вместо носа на моем лице торчали бы только две ноздри. Но я ведь сказала тебе, хирург был и в самом деле хорошим. Он сделал все очень деликатно. Когда я очнулась от наркоза, у меня было такое чувство, будто моим лицом играли в футбол. А когда я увидела себя в зеркале, оно только упрочилось. Это очень больно, дорогой мой, и очень страшно.
Аркадий опустился на застеленную койку.
– Что еще ты с собой сделала? – с жалостью спросил он.
– Я хотела переделать себя целиком, – Кира прошлась по каюте и села напротив него. – Губы, подбородок, скулы… На мое счастье, у меня не было столько денег. Вдобавок хирург – тот самый – поговорил со мной. Знаешь, он был очень груб! Наверное, он нарушил профессиональную этику или что там у них запрещает орать матом на пациентов. Но я каждый день вспоминаю его добрым словом, потому что благодаря этому грубому человеку я смогла остановиться.
Она помолчала, глядя в пустой черный зрачок иллюминатора.
– Потом я занялась другими делами, вытащившими меня из всего этого безумия. А чуть позже встретила тебя. Ты ведь знаешь, что я люблю тебя, правда?
– Да, – просто сказал Аркадий.
– Я люблю нашу жизнь, и наконец-то, впервые за многие годы, я люблю себя. Это очень странное чувство. Я его прежде никогда не испытывала, хотя и очень обиделась бы, если б мне сказали, что так и есть. В первом браке я была просто придатком мужа. Когда мы разошлись, я чувствовала себя не целым человеком, а отрезанной ногой. Толстая нога пыталась сделать из себя худую ногу. – Кира засмеялась. – А надо было делать человека! Понимаешь, что я хочу сказать?