Париж ночью
Шрифт:
— Так я хотел бы выяснить, — спросил Колбасюк, — каким это образом закапывание информации в землю приравнивается к распространению и пропаганде? Изготовление антисоветских материалов мы еще готовы признать, но только с целью их уничтожения!
Зал замер. Лица чекистов, присутствовавших в судебном заседании, скривились так, будто каждый съел по лимону. Они поняли, что одурманенные чистосердечным признанием этих диссидентствующих негодяев, совершили ошибку, не настояв на закрытом процессе, где после такого заявления Колбасюк с приятелем гарантированно получили бы по морде и по «червонцу» в лагере строгого режима. Но что было делать теперь, когда в зале раздались хохот
И процесс, задуманный как показательный урок антисоветчикам, еще пару дней вяло потеплился, а потом бесславно угас. Подсудимый Колбасюк получил всего лишь условный срок «за изготовление». Правда, суд отыгрался на Михаиле, определив ему три года тюрьмы за хищение из родного НИИ титанового контейнера.
Но праздновать победу сил разума и добра было рано. После суда Колбасюка уволили из Эрмитажа, и через какое-то время он покинул пределы горячо любимой Родины, женившись на еврейке. Еврейки в то время очень ценились как средство пересечения государственной границы. В свободном мире Колбасюк не пропал. Будучи выдающимся специалистом по оружию, он стал консультантом Жаклин Кеннеди-Онассис и даже выпустил книгу об ее коллекции.
На обложке значились две фамилии — этой всемирно известной женщины и диссидента Колбасюка, закопавшего антисоветскую агитацию и пропаганду на обочине автодороги Ленинград — Таллин в могиле средневекового рыцаря.
– А ты не был диссидентом? — спросил Пьер. — Нет, — ответил я. — Диссиденты занимались политикой. А я был «диссидентом жизни». Жил так, как хотел. И ухитрился очень весело провести весь советский период. Интересное, кстати, было времечко. Это важно для твоей книги. Великая империя держала под контролем половину мира, а ее подданные жили в нищете. Правда, не все. Я и мои приятели ухитрялись использовать советскую власть в своих целях. Вот, к примеру, как это делалось.
Ленинская гвардия планеты
Я был членом Московского городского профкома художников-графиков, куда входили и фотографы. Его возглавлял очень колоритный персонаж, Эдуард Дробицкий, происходивший из ростовских казаков. Он виртуозно ругался матом и так артистично пародировал Брежнева, что многочисленные посетители его мастерской держались за животы от смеха.
У меня с Эдиком сложились дружеские отношения. И однажды, когда мы распивали с ним бутылку «Столичной» в честь моего дня рождения, он неожиданно спросил:
— Старик, у тебя нет, случайно, с собой пары фоток как для паспорта?
Я поковырялся в бумажнике и нашел там одну маленькую фотографию.
— Хватит и этой, — сказал, подумав, Эдик. — Я тебе хочу сделать на день рождения подарок.
Дробицкий достал из ящика маленькую красную книжечку, вклеил в него мое изображение, поставил номер, печать и вручил мне удостоверение, на тисненой коже которого были выдавлены золотом герб СССР и надпись «Ленинская гвардия планеты».
— Держи, — сказал он, пожимая мне руку. — Только запомни: документом можешь пользоваться только ты, и никто другой. Это пропуск в рай без права передачи. С ним ты избавишься от многих забот.
— Это каким же образом?
— А ты открой и прочитай.
Я стал рассматривать свою красную книжечку. На правой страничке было указано, что я является членом «Ленинской гвардии планеты», там красовались моя фотография,
«Всем партийным, советским, профсоюзным и иным организациям оказывать всяческое содействие представителю данного удостоверения.
Генеральный секретарь ЦК КПСС
Почетный Председатель Ленинской гвардии планеты
Л. И. Брежнев»
На минуту я даже потерял дар речь, а когда опомнился, то спросил:
— Но как?..
— Совершенно случайно, — усмехнулся Эдик, — я вспомнил, что в нашем профкоме есть несколько художников, которые создают «эталонные» портреты членов Политбюро, копиями которых заполнены улицы и площади всей страны в праздничные дни. И мне пришло в голову объединить этих «кремлевских» живописцев в одну секцию. Написал демагогический проект создания новой организации с броским названием. Предложил взять под идеологический и художественный контроль все изображения кремлевских небожителей. Адресовал прямо престарелому Леониду Ильичу и попросил его быть Почетным Председателем. Тот подмахнул бумагу. Это открыло дорогу к многочисленным привилегиям. Так что пользуйся и не особенно болтай об этом завистливым коллегам.
С этого дня моя жизнь действительно изменилась в лучшую сторону. В эпоху всеобщего дефицита и повальных очередей я приходил на вокзал, протягивал «ксиву» и говорил: «Два билета в СВ до Сочи», а приехав на курорт в самый разгар сезона, заявлялся в лучшую гостиницу и получал люкс с видом на море. И так далее и тому подобное. Так что у меня было полное моральное право желать долгих лет жизни «дорогому Леониду Ильичу» и больших творческих успехов своему другу, художнику Дробицкому.
С помощью «Ленинской гвардии планеты» я решил свои проблемы со сферой услуг. Для полного счастья нужно было прикрепиться к закрытому для посторонних магазину деликатесов. Тогда в ходу был такой анекдот. Иностранец спрашивает: «Где в Москве находится торговый центр “Принцип”?» — «А почему вас это интересует?» — «Потому что, когда я спрашиваю у своих русских знакомых, можно ли в Москве достать хорошие продукты, они отвечают: в принципе, можно».
Для меня торговым центром «Принцип» стал знаменитый рыбный магазин «Океан». Меня туда привел знакомый режиссер, снявший на «Мосфильме» картину «Первая конная». К этому магазину были прикреплены ветераны Гражданской войны, воевавшие в конной армии Буденного. В силу преклонного возраста они уже не могли добраться до «Океана», и на этом островке изобилия в море всеобщего дефицита отоваривались с черного хода их ближние и дальние родственники. Любые деликатесы там были в изобилии и стоили копейки.
— Главное, никому не проболтайся, что ты не имеешь отношения к «буденновцам», — напутствовал меня приятель, — а то лишишься доступа в этот Клондайк.
Я и молчал как рыба. Но однажды, проскользнув в неприметную дверь служебного входа и назвав свою фамилию дежурному, я не услышал обычного: «Проходите». Вместо этого он углубился в какие-то списки и строго произнес: «Вам нужно зайти в Совет ветеранов».
«Все, — уныло подумал я, — отлучили меня от рая». И побрел в указанную комнату. Там крепкий старик взглянул на меня с сомнением, потом поинтересовался фамилией и, протянув какую-то коробочку, сказал: «Поздравляю, распишитесь». Я расписался и поскорее вышел из кабинета, чтобы старик не успел вынести мне свой приговор. Потому что жить без рыбных деликатесов, к которым я так привык, было бы очень грустно.