Парижские истории
Шрифт:
С горбачевской свободой слова диапазон тем расширился, стало легче договариваться об интервью, к нам самим резко возрос интерес. Страна открывалась, и в Москве возник запрос на материалы о том, как это «делается у них». Появилась возможность сохранять полутона в заметках, а в редакциях гвоздь уже не забивали, как говорится, по самую шляпку. Если сначала в парикмахерской на улице Бёре меня спрашивали: «Как это удалось вам оттуда вырваться?», то потом практически повсеместно повторяли одну и ту же фразу: «Ca bouge chez vous!» («У вас все там так меняется!»)
Лучшие французские корреспондентские силы работали в Москве. Мой товарищ Бернар Гетта публиковал в «Монд» через день не просто заметки, а целые
В начале девяностых он приехал в Москву на премьеру фильма Коста-Гавраса «Признание», посвященного послевоенным политическим процессам в Чехословакии, организованным по типу сталинских. Ив Монтан захотел пройтись по тем московским адресам, которые были знакомы ему и Симоне Синьоре по временам, когда он числился другом СССР. Я был с ним в тот момент, когда в концертном зале имени Чайковского он попросил открыть ему правительственную ложу, чтобы восстановить в деталях памятную встречу с Никитой Хрущевым и другими членами Политбюро после своего концерта, когда, по его словам, он убеждал их в ошибочности ввода войск в Венгрию. Для Ива Монтана это был драматический момент. Возможно, он и подыгрывал, так как вместе с нами в комнате находился оператор с камерой, — но, рассказывая об этом эпизоде, прослезился.
Если раньше Франция оставалась словно бы вне критики — на всех уровнях, начиная с политического и заканчивая бытовым, то сейчас ситуация изменилась. Теперь распространена другая сентенция: все во Франции стало намного хуже — грязнее, грубее. По-английски не разговаривают, продавцы высокомерны, официанты нахальны. Кого ни спросишь, все ругают Париж. Раньше говорили с придыханием, теперь — с разочарованием. Парижу как будто мстят за прежние восторги, за собственные ожидания, которые передавались из поколения в поколение.
«Флор», «Липп» и другие
Сознательно променять обильный, но предсказуемый завтрак в симпатичной маленькой гостинице «Луи II», вблизи театра «Одеон», где в духе времени в холле выложена «Фигаро» на китайском языке. Выйдя на улицу, ради принципа честно пойти наугад, и оказаться в большом, достаточно типичном кафе «Дантон», находящемся прямо напротив памятника одному из героев революции.
Внутри лучше не садиться, а занять место где-нибудь сбоку у стойки. Заказать, не выдавая акцент и слушая свой голос как бы со стороны, одну чашку кофе-крем, потом, возможно, другую и понаблюдать за процессом, прислушаться к разговорам.
Персонал обменивается репликами с патроном, который, возвышаясь на деревянном настиле с обратной стороны стойки над залом, руководит заведением, сбрасывает отработанную кофейную гущу в мусорное ведро и режет хлеб. Когда дел меньше, они также внимательно наблюдают через стекло за улицей и, я думаю, успевают многое заметить. Слышна грубоватая скороговорка официантов, передающих заказы из зала, общающихся на ходу с вновь прибывшими так, как будто они продолжают еще вчера начатый разговор. Кого-то они действительно видят не в первый раз, но всех запомнить невозможно, и кафе на таком живом перекрестке не может обслуживать только знакомых местных клиентов. Многолетнего опыта и наметанного глаза достаточно, чтобы уловить, кто и что будет пить или есть. Или, во всяком случае, они умело делают вид, что ваши пожелания им знакомы.
Из подземного выхода метро «Одеон» поднимаются еще люди и тоже направляются в «Дантон». У стойки мест на всех не хватает, и посетители теснятся чуть поодаль, но так чтобы можно было дотянуться до сахарницы.
В «Дантоне» вывешены фотографии, на которых запечатлены это же кафе и перекресток, какими они выглядели лет сто назад, и, судя по снимкам, принципиально мало что изменилось. Утром обретаешь уверенность в живучести этой культуры начинать день у стойки кафе. Про себя хочется произнести: «ничего не меняется».
В Париже тысячи кафе, баров, ресторанов, брассери — при всей условности такого деления, и среди них сотня неплохих. На эту тему можно писать культурологические исследования и издавать альбомы. Сперва кажется, что они похожи друг на друга, потом начинаешь их различать. Есть по-настоящему старые, есть подделывающиеся под старые. Теплое чувство к ним всем, вместе взятым, заложено с советских времен, когда мечтали о том, чтобы сидеть за маленьким столиком и долго пить кофе. Подходящие для этого места располагались в основном в треугольнике Таллин — Рига — Вильнюс, и до сих пор трудно избавиться от чувства некоторой раскованности и свободы, когда переступаешь порог кафе в Париже, пусть даже самого обычного. Не обязательно знать название, помнить адрес, обозначать угол дома — какое-нибудь кафе всегда будет рядом.
При этом среди них есть несколько культовых мест, магических имен. Из разряда того, что французы называли одно время модным английским словом must, симпатично акцентируя звук «ю». Один раз сходить можно и, пожалуй, нужно, не обязательно подряд или с определенной целью, а положиться на обстоятельства, в свободном режиме, под настроение, чтобы не превращать это в экскурсию с завышенными ожиданиями.
Кафе «Флор», «Де Маго» и ресторан «Липп» на бульваре Сен-Жермен, брассери «Куполь», рестораны «Ротонда» и «Клозери де Лила» (самое дорогое из них сейчас заведение) — на Монпарнасе. Там же кафе попроще «Селект» и неплохой рыбный ресторан «Дом», тоже попавшие в анналы истории, но не делающие сегодня из этого культа. У них разные по уровню и ценам меню, разная публика. В некоторых практикуется даже отсев посетителей — вежливый, но твердый, так что первое впечатление может быть испорчено навсегда и второй раз прийти не захочешь. Если только не зайти сюда с кем-нибудь из постоянных гостей, для кого держат стол, да еще и в определенном месте зала, как того требуют соображения высшей дипломатии, чтобы оппоненты не сталкивались лоб в лоб, жены не видели любовниц и не было бы неуместных просьб дать автограф. Подобной строгостью всегда славился «Липп». Но может ли ресторан с такой «раскрученной» историей долго оставаться «затворником», работать только для своих и пренебрегать случайными клиентами, начитавшимися разных знаменитых книг иностранцами?
Вместе с тем особых примет у этих заведений может и не быть, внешне все почти такое же, как и у соседей. Неоновые вывески, застекленные витрины, захватывающие часть тротуара, запотевающие зимой, открытые летом; казалось бы, стандартный набор в меню. Как и везде, здесь также осуществляется операция, свидетельствующая о невероятной стабильности жизни, — каждое утро, 365 дней в году стулья сначала выносят на улицу, а вечером убирают. Днем стулья развернуты так, что люди сидят лицом к улице. Кафе предназначены для того, чтобы смотреть на парижский мир, а не прятаться от города. Интерьер? Найдутся другие кафе и рестораны с отделкой, достойные Красной книги, если бы таковая имелась.