Парижские тайны. Том 2
Шрифт:
– Боже мой! Клотильда, что случилось?.. Никогда еще ты не была так хороша и вместе с тем…
– Ах! Ваша наглость переходит всякие пределы! – воскликнула герцогиня, отпрянув с таким отвращением и высокомерием, что Флорестан снова замер; он был ошеломлен и растерян.
Затем, взяв себя в руки и собравшись с духом, он спросил:
– Объясните мне, по крайней мере, Клотильда, причину столь внезапной перемены! Что я вам сделал дурного?.. В чем я провинился перед вами?
Ничего не ответив, г-жа де Люсене, как принято выражаться, смерила
– Я знаю, сударыня, что вы обычно резко обрываете свои связи… Вы что же, решили порвать со мной?
– Какая нелепая претензия! – ответила герцогиня с сардоническим взрывом смеха. – Знайте, сударь, что, когда лакей обкрадывает меня… я не порываю с ним… я выгоняю его вон…
– Милостивая государыня!..
– Довольно, – отрывистым и оскорбительным тоном отрезала герцогиня, – ваше присутствие для меня нестерпимо! Что вам тут нужно? Разве вы не получили деньги?
– Стало быть, это правда… Я верно угадал… Эти двадцать пять тысяч франков…
– Посланы вам для того, чтобы вы могли выкупить ваш последний подложный вексель! Имя вашей семьи будет спасено от позора. Вот и все… а теперь ступайте отсюда…
– Ах, поверьте…
– Мне очень жаль этих денег, они могли бы оказать поддержку многим честным людям… но следовало позаботиться о том, чтобы избежать позора для вашего отца, да и для меня.
– Стало быть, Клотильда, вы все знали?.. О, значит, теперь мне остается только одно: умереть! – воскликнул Флорестан с пафосом, изображая крайнюю степень отчаяния.
В ответ на его трагическую фразу герцогиня бесцеремонно расхохоталась и прибавила между двумя взрывами шумной веселости:
– Боже мой! Никогда не думала, что низость может быть столь смешна!
– Милостивая государыня!.. – воскликнул Флорестан, и лицо его исказилось от ярости.
Обе створки двери с шумом распахнулись, и камердинер возгласил:
– Господин герцог де Монбризон!
Несмотря на все свое самообладание, Флорестан с огромным трудом старался скрыть гнев и злобу, которые человек более искушенный, чем юный герцог, конечно, заметил бы.
Герцогу де Монбризону едва исполнилось восемнадцать лет.
Представьте себе очаровательное, почти девичье лицо, ослепительно-белую кожу с легким румянцем, белокурые волосы, нежно очерченный подбородок, на котором едва пробивался первый пушок нарождавшейся бороды; прибавьте ко всему этому большие карие глаза, чуть застенчивый, но живой взгляд, тонкую и гибкую талию, почти такую же, как у герцогини де Люсене, и вы, быть может, представите себе портрет молодого герцога, походившего на самого прелестного Керубино, какого только доводилось графине де Альмавива и ее служанке наряжать в женский чепчик, вдоволь налюбовавшись белизной его шеи, отливавшей слоновой костью.
Виконт де Сен-Реми то ли из слабости, то ли из дерзости все же решил остаться в гостиной…
– Как это мило, Конрад, что вы вспомнили обо мне сегодня вечером! – проговорила герцогиня де Люсене приветливо и нежно, протягивая руку юному герцогу.
Молодой человек собрался было обменяться рукопожатием со своей кузиной, но Клотильда слегка приподняла руку и весело сказала ему:
– Лучше поцелуйте мне руку, кузен, ведь вы еще в перчатках.
– Простите меня великодушно, кузина… – пробормотал юноша и припал губами к очаровательной обнаженной руке, которую протянула ему герцогиня.
– Что вы собираетесь делать нынче вечером, Конрад? – спросила г-жа де Люсене, не обращая никакого внимания на хранившего молчание Флорестана.
– Да ничего особенного, кузина; уйдя от вас, я поеду в клуб.
– Ни в коем случае: вы будете сопровождать герцога де Люсене и меня к госпоже де Сенваль, она сегодня принимает; и она уже несколько раз просила меня ей вас представить.
– Дорогая кузина, я буду счастлив подчиниться вашему желанию.
– Кроме того, говоря откровенно, не по душе мне, что вы уже хотите приобрести привычку ездить в клуб; что за прихоть? У вас ведь есть все основания рассчитывать, что вас будут охотно принимать и даже усиленно приглашать на светские приемы и вечера… И вам следует там почаще бывать.
– Я готов, дорогая кузина.
– А так как я вам гожусь почти что в бабушки… мой милый Конрад, я буду постоянно на этом настаивать. Вы, правда, уже дееспособны, но полагаю, что вам еще долго будет нужно заботливое попечение, и вам придется примириться с тем, что опекать вас буду я.
– С великой радостью, почту за счастье, кузина! – с живостью воскликнул юный герцог.
Невозможно описать немую ярость, охватившую Флорестана, который по-прежнему стоял, прислонившись спиной к камину.
Ни герцог, ни Клотильда не обращали на него ни малейшего внимания. Зная, как быстро герцогиня де Люсене принимает решения, он предполагал, что у нее достанет презрения к нему и отваги на то, чтобы тотчас же, прямо в его присутствии, начать открыто кокетничать с юным герцогом де Монбризоном.
Но он был неправ; герцогиня питала к своему кузену почти что материнскую привязанность: ведь он родился чуть ли не у нее на глазах. Однако юный герцог был так красив, он, казалось, был так обрадован любезным и теплым приемом, оказанным ему его знатной кузиной, что ревность или скорее гордость приводила Флорестана в отчаяние; сердце его болезненно сжималось, его терзала зависть к Конраду де Монбризону, этому красивому и богатому аристократу, который с таким блеском вступал в жизнь, полную удовольствий, развлечений и пьянящих успехов, в ту самую жизнь, которую он, Флорестан, разочарованный, презираемый, обесчещенный и опозоренный, покидал навсегда.