Парижский антиквар. Сделаем это по-голландски
Шрифт:
Хелле на удивление быстро оправляется от короткого шока. Как ни странно, он не бросается на меня с кулаками, а с окаменевшим лицом замирает в своем углу. Не оттого, что струсил. Просто этот человек очень быстро оценивает ситуацию и делает правильные выводы. Убить меня голыми руками он не сможет, а устраивать ради удовольствия кулачный бой с непонятным исходом, было бы просто непрофессионально.
Мгновение мы смотрим друг на друга. Большей ясности во взаимоотношениях двух людей одной профессии представить невозможно, поэтому мы обходимся без слов. Не глядя, нашариваю ручку, открываю дверь и, не спуская с Хелле глаз, выбираюсь из машины.
Стараясь не привлекать к себе внимания, вхожу в холл гостиницы и проскальзываю к стойке администратора. Сегодня удачный день — сегодня дежурит Надин. Подняв глаза, она тихо ахаег.
— Боже, Алекс, что с тобой? У тебя лицо…
— Я знаю, какое у меня лицо. Вернее, чувствую. Дай ключ от номера.
— Сейчас. Ой, его нет!
Удары по голове не прошли даром, действительно, ключ остался в номере — меня вытащили слишком быстро, чтобы я думал о такой ерунде. Между тем, Надин, понизив голос, чтобы не нанести ущерба престижу гостиницы, рассказывает:
— Алекс, полиция приезжала. За гостиницей нашли человека, иностранца.
— Пьяного?
Надин отвечает с совершенно круглыми глазами:
— Думали, что мертвый. Его кто-то сильно ударил по голове. Но он жив.
— Правильно, что не умер. Это банально — увидеть Париж и умереть. У тебя никто из знакомых квартиру не сдает?
Надин, подумав, набирает номер телефона. После короткого разговора она сообщает:
— У моей подруги тетка уехала на месяц. Можем пойти прямо сейчас.
— Вот и чудесно. Только заберу вещи из номера.
Техники с изумлением наблюдали, как машина, в которой, судя по сигналу маяка, находился объект наблюдения, вильнула на полном ходу и врезалась в столб. Этому предшествовала серия труднообъяснимых звуков, похожих на шум драки, а затем — выстрел бесшумного пистолета. Менее всего они ожидали, что в центре Парижа кто-нибудь станет драться и стрелять в машине.
После получения нового приказа они по дороге из «Гранд-отеля» простояли минут двадцать в пробке на площади Согласия и теперь понимали, что скорее всего объект ушел от наблюдения. Маяк перестал подавать сигналы почти сразу после включения приемника у «Гранд-отеля». Это могло означать только то, что объект спустился под землю, так как вероятность обнаружения им маяка на ходу, посреди улицы была весьма невелика.
Ловить объект в городе было безумием, и, решив, что правильнее всего будет вернуться к гостинице «Блэксток», техники неторопливо двигались в потоке машин, пока в районе бульвара Клиши приемник снова на заработал. А на подъезде к рю де Парм они получили сигнал и с микрофонов.
Некоторое время прислушивались к разговору, который ни один из них не понимал. Вполне естественно, что в местной резидентуре не нашлось технического сотрудника со знанием русского. Поэтому техники довольно отстраненно воспринимали происходящее, тем более что видеть они ничего не могли. Разговор объекта с собеседником, судя по акустике, шел в ограниченном пространстве, скорее всего, машине. Предположение подтвердил звук хлопнувшей двери. Вскоре они нашли машину стоящей в одном из переулков у «Гранд Опера», остановились сами и стали издалека наблюдать за ней. А затем и последовали события, которые заставили техников уставиться друг на друга.
Сразу после того как отзвенело разбитое автомобильное стекло, наступила короткая тишина. Вытянув шеи, они следили за происходящим. Наконец, задняя дверь автомобиля открылась, из нее вылез тот, за кем они следили весь день, и, держась за правый бок, бегом направился к гостинице.
Наблюдение за выходом из гостиницы показало, а сигнал маяка подтвердил, что объект не намерен покидать своего убежища. Однако минут через десять в наушники ударил звук падающей волны, а сигнал маяка медленно двинулся на юго-восток. Подняв глаза, техники оглядели улицу, по которой в этот момент должен был у них на глазах удаляться Соловьев. Улица была совершенно пуста.
Поднявшись в номер, торопливо кидаю в сумку вещи. Хелле на некоторое время, по мсиьшей время — час или два, нейтрализован. Но что могли означать слова Ковальски о том, что его люди мной занимаются? Если наружное наблюдение установит служба, определить его будет крайне сложно, если вообще возможно силами одного человека. Поэтому…
Срывая с вешалки пиджак, автоматически фиксирую едва заметную нитку, торчащую из шва подкладки. Если бы не мысль о возможности квалифицированного наблюдения, я не обратил бы на нитку никакого внимания. Сейчас же я начинаю торопливо прощупывать полу пиджака и покрываюсь омерзительной холодной испариной, наткнувшись на похожий на толстую спичку длинный предмет. Через секунду выдираю из-за подкладки небольшой, но, судя по всему, достаточно мощный микрофон. Включенная тут же «рамка» подает еще несколько тревожных красных сигналов, и вот передо мной лежат маяк и четыре микрофона.
Олух! Раззява! Первоклассник! Не раздумывая, бегу в туалет, рывком отхватываю от рулона изрядный кусок туалетной бумаги, заматываю в нее обнаруженную технику и бросаю в унитаз. С водопадным грохотом обрушивается вода. Бумага не позволит микрофонам и маяку, утонув, залечь в извилине фановой трубы где-нибудь в метре от стены номера. Сейчас она, скорее всего, уже несет их вдоль улицы.
Открыв нам дверь, подруга Надин критически оглядывает меня и одобрительно цокает языком. Я благодарно улыбаюсь ей в ответ. Позволив войти в прихожую, она спрашивает:
— Так это вам квартира нужна? Моей тетки не будет еще недели четыре, а то и больше. Можете оставаться.
— Спасибо. И давайте сразу договоримся: мне также нужны запасные ключи. Кроме меня сюда никто ходить не будет, я не люблю, когда меня беспокоят.
Подруга, которая выглядит на пару лет старше Надин, снова щелкает языком, на этот раз с недоверием, а Надин розовеет.
— Во Франции белки есть?
— Есть, а что?
— У нас в России белки тоже так цокают. Ну вот что, Белочка, давайте-ка я вам отдам деньги за квартиру, а вы за это сделаете нам всем кофе. И мы выпьем кофе, а потом я, с вашего позволения, займусь делами.
Болтая о всякой всячине, мы пьем кофе. Подруга увлекается разговором настолько, что Надин демонстративно наступает ей на ногу. Когда девушки подходят к двери, я придерживаю Надин за локоть.
— Послушай, у меня бывают самые разные обстоятельства, могут приходить сюда всякие люди. Поэтому не приезжай без звонка. А еще лучше, я тебе сам позвоню и мы куда-нибудь сходим.
Поразительно, как в таком розовом возрасте Надин может быть столь недоверчивой. Враждебно глянув на подругу, которая томится на лестничной клетке, она вызывающе говорит: