Парижский вариант
Шрифт:
– Как врача и друга.
– Как врач я бы сказал, что длительная кома требует осторожности в прогнозах. Как друг, я знаю, что Мартин скоро очнется.
– Ваши дружеские чувства делают вам честь, подполковник, но боюсь, что ваше мнение как врача в данном случае ценнее. И я в таком случае не могу положиться на то, что доктор Зеллербах сможет помочь нам в следствии по делу о взрыве.
– Пожалуй, вы правы, – с сожалением согласился Джон. – Скажите, нет ли новостей о докторе Шамборе? В такси я пролистал свежую газету, но
Генерал скривился.
– К сожалению, нашли часть его тела. – Он вздохнул. – Как я понимаю, предплечье и кисть. Кольцо на пальце опознали коллеги Шамбора, и отпечатки пальцев совпадают с занесенными в базу данных институтского отдела кадров. В газеты это не попадет еще несколько дней. Следствие продолжается, но пока его результаты не подлежат разглашению – полиция надеется вначале отыскать преступников. Я был бы признателен, если вы оставите эти сведения при себе.
– Разумеется. – Джон все еще переваривал эту новость. Можно считать доказанным, что Эмиль Шамбор мертв. Какая все же жалость. Несмотря на все свидетельства противного, в глубине души агент до сих пор надеялся, что великий ученый жив.
Генерал тоже помолчал немного, как бы размышляя о бренности человеческого бытия.
– Я имел честь быть знакомым с доктором Зеллербахом. Какая жалость, что он пострадал… Я буду весьма огорчен, если он не оправится. Если случится худшее, передайте мои глубочайшие соболезнования его родне в Америке, будьте любезны.
– Без сомнения. Могу я поинтересоваться, где вы познакомились с доктором Зеллербахом, генерал? Я и сам не знал, что Марти в Париже, тем более – в Пастеровском институте.
Лапорт, казалось, удивился.
– Не думаете же вы, что наша армия не заинтересуется исследованиями доктора Шамбора? Разумеется, мы весьма внимательно за ними следили. Эмиль представил мне доктора Зеллербаха во время моего последнего визита в лабораторию. Естественно, Эмиль не позволил бы никому просто так ввалиться к нему во время работы… он был занятой и упорный человек… поэтому всякое посещение становилось редкостным событием. Это было месяца два назад, ваш доктор Зеллербах только что прибыл. Жаль, что эти злосчастные террористы погубили все труды Эмиля. Как вы полагаете, могло там что-то уцелеть?
– Понятия не имею, генерал. Извините. – В рыбалку могут играть и двое. – Мне бы следовало удивиться, что вы лично наблюдали за ходом работ доктора Шамбора. В конце концов, пост в объединенном командовании НАТО налагает на вас массу обязанностей…
– Ну, я прежде всего француз, не так ли? Кроме того, мы с Эмилем много лет были добрыми знакомыми.
– Насколько близок он был к успеху? – Джон постарался, чтобы в голосе его не прозвучало ничего, кроме праздного любопытства. – К созданию действующего молекулярного компьютера?
Лапорт сложил пальцы шатром.
– В этом и весь вопрос, не так ли?
– Возможно, в этом ключ к причинам теракта и след к его исполнителям. Что бы ни сталось с Марти, я хочу поймать негодяев, по вине которых он пострадал.
– Вы настоящий друг. – Лапорт серьезно кивнул. – Я бы тоже желал покарать мерзавцев. Но – увы – мало чем могу вам помочь. Эмиль не любил обсуждать свою работу. Если он и добился – как это у вас, американцев, говорят? – прорыва, мне он об этом не сообщил. Равно как доктор Зеллербах и этот несчастный Жан-Люк Массне никому ни о чем не говорили, насколько нам известно.
– Вы имеете в виду лаборанта? Ужасный случай. Полиция уже установила причину самоубийства?
– Да, смерть молодых – это всегда трагедия. Очевидно, юноша был полностью предан Эмилю и, когда тот погиб, не смог снести его потери. Во всяком случае, так мне доложили. Зная, какой властью над умами обладал Эмиль, я почти готов понять, что толкнуло его помощника на самоубийство.
– А что вы скажете о теракте, генерал?
Лапорт ответил по-галльски выразительным жестом недоумения – одновременно пожал плечами, развел руками и склонил голову к плечу.
– Кто может понять, почему безумец ведет себя так, а не иначе? Хотя с тем же успехом это мог быть вполне нормальный психически ненавистник науки, или конкретно Пастеровского института, или даже Франции, которому взрыв в полном людей здании показался вполне адекватной мерой. – Генерал покачал тяжелой головой. – Бывают времена, подполковник, когда мне кажется, что налет цивилизации и культуры, которым мы так гордимся, потихоньку слетает. Мы возвращаемся к варварству.
– И ни французская полиция, ни спецслужбы ничего не знают?
Лапорт снова сложил пальцы домиком – агент заметил за ним эту манеру, – глядя на Джона так пристально, будто взглядом мог проникнуть в мысли собеседника.
– Ни полиция, ни Второе бюро не станут делиться всем, что знают, с простым армейским генералом, особенно таким, кто, как вы подметили, занимает высокий пост в НАТО. Однако до моего адъютанта, капитана Боннара, дошел слух, будто полиция располагает уликами, что взрыв в Пастеровском – дело рук малоизвестной группировки баскских сепаратистов, уже много лет почитавшейся уничтоженной. Обычно баски свою деятельность ограничивают Испанией, но вам, без сомнения, известно, что немало басков проживает в трех округах нашего департамента Нижние Пиренеи, близ испанской границы. Пожалуй, было неизбежно, что эта волна перехлестнет через границу и докатится до Парижа.
– А что это за группа?
– Называется, по-моему, «Черное пламя». – Генерал взял со стола нечто, напомнившее Джону дистанционник от телевизора. Но по нажатию кнопки распахнулась дверь, и в зал вошел капитан Боннар. – Дариус, будьте так добры подготовить для подполковника Смита копию досье по теракту, составленного для меня Сюрте.
– Будет готово к уходу вашего гостя, mon general.
– Благодарю, Дариус. Что бы я без вас делал?
Адъютант с улыбкой отдал честь и вышел.
– А теперь еще по чашечке, – пророкотал генерал, беря в руки кофейник, – и расскажите мне о своем друге. Мне говорили, он гений, страдающий необычной болезнью?