Парижский вариант
Шрифт:
Марти не соврал – когда Питер приказал ему открыть огонь, он послушно нажал на курок. Отдача у «энфилда» была страшная – Марти с трудом удавалось держаться на ногах и не жмуриться от грохота. Его выстрелы срывали с ветвей листья и хвою, щербили кору, ломали сучья. Царил такой хаос, что боевики оцепенели от недоумения – что и было нужно Питеру, чтобы скрыться и вызвать подмогу.
Питер Хауэлл любил называть себя мирным человеком, но то была лишь поза. Сам он считал себя старым английским бульдогом, только и мечтающим запустить зубы в подходящую добычу.
– А знаешь, в бою ты был как рыба в воде, – заметил он доверительно,
Это было откровенное вранье, но подобные реплики всегда вызывали у Мартина взрыв возмущения.
Питер помедлил, надеясь, что вот сейчас глаза больного распахнутся и тот ляпнет что-нибудь обидное. Но ничего не случилось, и англичанин, подняв брови, выжидающе обернулся к стоящему в изножье доктору Дюбо. Француз вводил какие-то данные в файл истории болезни.
– Это небольшой рецидив, – объяснил врач. – Следовало ожидать.
– Со временем это пройдет?
– Oui. По всем признакам. А теперь, monsieur, я должен навестить и других больных. Прошу вас, продолжайте беседовать с доктором Зеллербахом. Ваша эмоциональность очаровательна и весьма полезна больному.
Питер только оскалился. По его мнению, слово «эмоциональность» было тут не совсем на месте – впрочем, что они понимают, эти французики? «Adieu», – отозвался он вежливо и вновь обернулся к Марти.
– Наконец-то вдвоем, – пробормотал он, вдруг ощутив себя очень усталым и испуганным.
Во время полета из Испании он успел вздремнуть – нередко ему приходилось обходиться даже без столь краткого отдыха, – но тревога снедала его. Из головы не шел «Щит полумесяца» – группа явно панисламистская. В «третьем мире» достаточно стран, тихой ненавистью ненавидевших США и, в меньшей степени, Британию. Все они, как одна, жаловались на ущерб, причиненный им капиталистами, на глобализацию, игнорирующую местные обычаи и экономические требования, на разрушение окружающей среды, на культурный империализм, подавляющий всякий голос протеста. Сразу вспоминался старый замшелый тори Уинстон Черчилль, бросивший как-то сгоряча – и вполне точно, – что правительство его величества принимает свои решения безотносительно к капризам туземцев. Окажутся лидеры «Щита полумесяца» фундаменталистами или атеистами, казалось Питеру менее важным, чем та всеобщая нищета, что порождала мировой терроризм.
– Нельзя было подождать меня?
Голос, выведший британца из задумчивости, принадлежал не Мартину Зеллербаху. Агент машинально потянулся к оружию, но, обернувшись, расслабился. В палату вбежала Рэнди Расселл, не успев даже спрятать документы, которые предъявила часовому у дверей.
– И куда, – выговорил ей Питер, вскакивая, – позволь узнать, ты запропастилась?
Они столкнулись посреди палаты и крепко обнялись. Рэнди вкратце пересказала все, что случилось с ней после того, как агенты расстались в Мадриде. Костюм танцовщицы фламенко она успела сменить на саржевые брюки, белую юбку и стильный черный жакет, а светлые волосы – стянуть в коротенький хвостик.
– Я добралась до «Барахас» через десять минут после вашего отлета, – закончила она, тревожно поглядывая на Питера.
– Ты подложила Джону изрядную свинью. Бедняга за тебя переволновался.
Рэнди невольно ухмыльнулась:
– Да ну?
– Это ты оставь
– Еще бы, – согласилась Рэнди. – Но главное, что мне удалось узнать, – их атака должна состояться в ближайшее время. Самое большее – в течение двух дней.
– Тогда нам надо пошевеливаться, – ответил Питер. – Ты уже отметилась у своего начальника отделения?
– Вначале поехала сюда, к Марти. Он без сознания?
– Рецидив. – Питер устало вздохнул. – Если повезет, он скоро очнется. Я хочу в это время быть с ним рядом на случай, если он сможет сообщить нам что-то новое.
– Кресло твое? Можно я сяду? – Не дожидаясь ответа, Рэнди шагнула к койке и плюхнулась на стул.
– Разумеется, – процедил англичанин. – Сколько угодно.
Не обращая внимания на сарказм Питера, Рэнди наклонилась и взяла Марти за руку. Почувствовав живое, ободряющее тепло, чмокнула спящего в пухлую щеку.
– Он неплохо выглядит, – пробормотала она Питеру. – Привет, Марти. Это я, Рэнди. Просто хотела сказать, что ты здорово смотришься. Словно в любой момент можешь очнуться, чтобы пробурчать Питеру какую-нибудь редкую гадость.
Но Марти молчал. Лицо его было так спокойно и безмятежно, словно в жизни он не пережил ни единой беды – хотя это было не так. После того как разрешился кризис с вирусом «Гадес» и Марти вернулся к своему отшельничеству в спрятанном за высокими заборами бунгало под Вашингтоном, ему уже не приходилось сталкиваться с пулями и наемными убийцами, но вести обыденную жизнь он был вынужден по-прежнему. А для больного синдромом Аспергера это серьезное испытание. Собственно, поэтому Марти сделал из своего дома крепость.
Когда Рэнди впервые пришла к нему в гости, хозяин провел ее по полной программе, потребовав предъявить документы, хотя прекрасно видел ее через камеры наблюдения. Зато потом, отперев внутреннюю решетчатую дверь, он обнял гостью и тут же стеснительно отступил, чтобы пригласить ее в дом, где все окна забраны стальными решетками и закрыты плотными занавесями. «Понимаешь, ко мне гости не ходят, – объяснял он фальцетом, неторопливо и осторожно подбирая слова. – Я их не люблю. Хочешь кофе с печеньем?» Глаза его блеснули на миг, но Марти тут же отвел взгляд.
Он предложил Рэнди растворимый кофе без кофеина, лично вручил печенюшку в белой глазури и провел в вычислительный зал, почти целиком занятый мейнфреймом «Крэй» [35] и подсоединенной к нему периферией всех видов. Скудная меблировка выглядела так, словно ее притащили со свалки, хотя Рэнди знала, что состояние Марти исчисляется многими миллионами. Джон рассказал ей, что Марти еще в пятилетнем возрасте брал высший балл во всех тестах на интеллект. Сейчас у него было две докторские степени – одна, само собой, по квантовой физике и математике, а вторая, как ни странно, по литературе.
35
Фирма, выпускающая суперкомпьютеры – мультипроцессорные системы высокой производительности.