Парковая зона
Шрифт:
Может ему, Метелкину, отказаться от Верки? Работает себе сторожем, ну и пусть работает. На воротах стоит – вратарь значит. Деньги маленькие, но соразмерные. Честные…
– Да, – говорит опять Верка Ивану, – с твоим дежурством на сегодня в этой богадельне я договорилась. Тебя подменят. Так что – всю ночь свободный! Только девок не води! – хитро подмигнула Верка, прощаясь. – Да, забыла, – остановилась она в дверях. – Из кладовки бутылок пять-шесть шампанского полусухого в холодильник доставь на всякий случай. Ребята горячие, может, охолонуться захотят. Денег с них не бери, сколько
Она кокетливо сделала Ивану Захаровичу ручкой, но в глазах ее Метелкин увидел тревожное напряжение.
– Презерватив! – буркнул Иван, почему-то переиначивая ассоциативное по звучанию слово, кажется, тоже французского происхождения.
Получилось, как ответный пароль. Одним словом – партизанщина! Подпольное общество белошвеек!
– Нелегалы, мать вашу так! – сплюнул под ноги Иван.
22
Верка не обманывала.
Пришли люди действительно серьезные. При галстуках.
«Вот ведь какое дело – не галстуки при них, а они – при галстуках!» – успокаивал раздражение Метелкин.
Пришли клиенты по виду все малопьющие. Таким девок не надо. Такие со своими женами по выходным только да по праздникам позволяют – не царское это дело с бабами возиться! По будням у таких работы через край: все продумать, все просчитать. Одним словом – госслужащие. У них и зарплата, и льготы всяческие Думой обозначены, чтобы взятки не брать. А уж если и брать, то в больших количествах, соразмерных зарплате и положению. А как же? В Думе тоже свои люди. Одного помета.
«И чего это Верка испугалась? – Метелкин услужливо закрыл за вошедшими дверь. – Им лавровые венички!»
В запасе у Веры Павловны были и такие – от геморроя.
Клиентам тем нужен бассейн с подогревом, парок влажноватый, чтобы гортани не обжечь, а то на утро доклады делать, интервью давать…
– Открой бильярдную!
– Что-что? – не понял Иван.
– Ну, эту… Как ее? Бардельерную! (так у Верки бильярдная комната называлась).
– А-а! Сию минуту!
Помнят гости, как называется это место. Знают. Значит, были здесь не раз, да Иван их не видел. Не положено. Знатных гостей Верка сама обслуживает. Теперь он тоже в доверие вошел, раз она ему гостей таких перепоручила.
Открыл Иван замысловатой резьбы дверь. Поставил на дубовый столик пару бутылок шампанского из холодильника.
Гости на бутылки даже и не взглянули. Кивают, мол, иди, занимайся своим делом. Когда будет надо – позовем.
А какие у Метелкина дела? В бассейне вода, как в Сочи – двадцать восемь градусов. Для влажного пара у Ивана Захаровича особое устройство есть: нажал ногой педаль, клапан сработал, и принимай туманчик рукотворный за милую душу. Из горки, выложенной красным гранитом, гейзер пофыркивает, на ромашках пар настоянный.
Бьет гейзер, облачко по парилке растекается. Лавровые венички на полках разложены. Все чин чином. Позаботился Метелкин. Все-таки больше люди!
Пошел Иван к себе в каптерку, прихватив в светлых пупырышках влаги бутылку темного стекла. Шампанское настоящее. Подделка здесь не проходит. Спишет Иван эту бутылку на сегодняшних госслужащих.
Шампанское доброе. Пузырьки, как ландышевый цвет в мае, с солнышком в прятки играют. По гортани пузырьки эти пробегут, щекоткой побалуют, а в голове чисто, следов не оставляют.
Думает Метелкин: «Что ж это я, как курсистка на первом свидании, ломаюсь? Выпью что-нибудь покрепче да посерьезнее, и – вся ночь свободная!»
Полез в погребок. Выхватил из картонной коробки, как солдат в обороне выхватывает гранату противотанковую, бутылку водки свойской – «Тамбовского волка». Этот не подведет. Внутри всегда сорок градусов вне зависимости от погоды. Обжечься не обожжешься, а согреешься.
Теперь вот хорошо. Теперь все в порядке! Похрустывает сухариками ржаными. Цветастая брюхатая амальгамная пачка ерошится под рукой. Хорошие сухарики. Подсоленные в меру. Рябиновый привкус водки не гасят, но усиливают. Любуется на себя Иван в стоящее тут же, на столике, зеркало.
Знает – пить вредно. Но ведь хорошо как! Уверенность в себе появляется. Вроде ты и не подлец вовсе. И время уже, как переметнувшийся лазутчик, на твоей стороне. И не прессует больше. И ты еще вполне ничего мужик – с семьей управляешься, товарищи тебя уважают… Деньги Веркины – вот они! Да какие же они Веркины? Они твои, Иван! Правда, Верка – тварь продажная! Курва базарная! Но она же тебя подхватила в трудную минуту. Смотри, как на казенных харчах разожрался!
Вглядывается Метелкин в зеркало: волосы от сытой жизни на голове закурчавились. На пуделя похож. Не волк ты вольный, а лизоблюд с хозяйского стола. Тьфу! На человеческих пороках жиреешь. На сатану молишься! Заветы юности предал…
Вдруг – звонок в дверь. Певучий такой звоночек. Ладный. Нажмешь кнопку – ровно тридцать секунд мелодия Грига звучит «Песня Сольвейг». Где только Верка отыскала такой сувенир? Гости рады бывают. Прислушиваются, головой тряхнут и в омут Веркин окунаются.
А потом все «Муркой» кончается. Самой популярной в наше время песней.
Над дверью бардельерии снова прозвучала мелодия великого норвежца.
Что такое? Вроде все дома, а чужим здесь делать нечего. Тихие клиенты в бильярдной шары гоняют. Хорошие клиенты. Хорошие гости. У таких скандалов и пьяных оргий не будет. Погоняют шары, да и разойдутся. Кого там еще черт принес?!
Налоговая полиция уже была. Отоварилась по необходимости. Лицензия у Веры Павловны в полном порядке. Заведение ее – это спортивно-оздоровительный комплекс, СОК называется. Комар носа не подточит. Льготы от налогов зарегистрированы по обществу инвалидов. Верка предусмотрительно получила бумагу, что она – инвалид детства, жертва родителей алкоголиков. Страдает пароксизмом. Так, кажется, у нее в бумагах написано. А может, и не так. Но бумага у нее точно есть. Иван Захарович бумагу сам видел. Показывала на всякий случай. Поэтому налоговики ее особенно не донимают. Придут иногда компанией: пожуют, попьют, попарятся-попотеют, конвертики возьмут – и до свиданья. До следующей встречи в новом году!