Парниковый эффект
Шрифт:
Слушая вполуха доклад Давида с фамилиями и диагнозами больных, Иннокентий Сергеевич машинально кивал головой, а сам в это время мысленно крыл в хвост и в гриву Ланцова, представляя его лежащим под капельницей в коридоре за дверью в ожидании операции, и эта сладостная картина повысила выработку его организмом серотонина и эндорфина, именуемых еще «гормонами счастья».
В конце концов, отчитавшись за проделанную работу, Гогия пояснил, что только Попов из шестой палаты наотрез отказывается платить, заявляя во всеуслышание, что у него на руках страховка.
– Какая? – вернулся к реальной жизни завотделением.
– Да обычная социальная.
– С ней только на кладбище, –
Оценив по достоинству шутку заведующего, Давид привычным движением вытащил из кармана халата пухлый конверт и протянул его Разумовскому, и тот, взяв его, тут же отбросил, словно раскаленную головешку, и тяжелый конверт шлепнулся плашмя на пол.
Пока Иннокентий Сергеевич дул на обожженные пальцы, Давид поднял его и положил на рабочий стол, но вместо слов благодарности услышал от шефа нечто невообразимое и пугающее, как социальная государственная страховка. Тот сначала закашлялся, а после с перекошенным от испуга лицом каким-то чужим механическим голосом приказал ему:
– Немедленно убери, и чтобы я его больше не видел.
Давид из его указаний ничего толком не понял, а потому уточнил:
– А деньги куда?
– Больным сейчас же верни! – повысив голос, добил его окончательно Разумовский.
«Может, его менты пасут», – пронеслось в голове у Гогия, и он, торопливо сунув конверт в карман, ретировался из кабинета.
Оставшись один, Иннокентий Сергеевич внимательно осмотрел поврежденную руку, но следов от ожога на пальцах не обнаружил. Сохранялась лишь ноющая боль в животе от страха перед непонятным явлением и отданным им вопреки собственному желанию и здравому смыслу распоряжением, и во всей этой метафизике необходимо было скорейшим образом разобраться, найти этому объяснение и все быстро исправить.
Являясь высококвалифицированным врачом с двадцатилетним стажем и степенью кандидата наук, он, заперев дверь на ключ, занялся самообследованием, начав с замера температуры тела и кровяного давления, а закончив прослушиванием работы сердца.
Температура была нормальной, сердце билось ритмично, но учащенно, давление же существенно возросло, что было в данном случае объяснимо, и он записал эти показания в своем рабочем блокноте. Из других изменений им были отмечены внезапно появившийся кашель, повышенная потливость, расширенные зрачки и полное отсутствие аппетита, что тоже было естественно.
Немного подумав, Иннокентий Сергеевич достал из портфеля бумажник, вытряхнул из него на стол наличность и стал осторожно указательным пальцем трогать купюры. Две из них – пятитысячные – были на ощупь горячие, и он догадался, что обе они из прошлого пятничного конверта, после чего, вооружившись пинцетом и лупой, принялся изучать их, осознавая абсурдность своих действий.
Опыты с денежными банкнотами никак не приблизили его к пониманию случившегося, и Разумовский в полном смятении скомкал их, обжигая пальцы, и выбросил в мусорную корзину, после чего, отложив на время исследования, отправился в медицинский вуз, где имел четверть профессорской ставки. Там на три часа дня был назначен экзамен у четвертого курса, что давало ему возможность повторить свой эксперимент, только теперь уже со студентами.
Добравшись переполненный страхами и переживаниями за его результаты до расположенного на Петроградской стороне института, он, избегая коллег, устроился в отведенной ему аудитории, разложил на столе билеты и стал с нетерпением ожидать студентов.
Первым с объемистым ярким пакетом в руке появился, как и положено, староста группы. Этот предшествующий каждому
Староста, ничуть не тушуясь, смело приблизился к преподавательскому столу и со словами признательности за полученные за семестр знания протянул Разумовскому так называемый «сувенир» от учебной группы, и тот теперь уже осторожно поднес к нему руку и, почувствовав жар, быстро ее отдернул, слегка кашлянул, а затем, пугаясь собственных слов, с осуждением произнес:
– Уберите сейчас же, как вам не стыдно! Вы же этим меня и себя как будущего врача оскорбляете.
Староста после его слов побледнел и, прижимая пакет к груди, попятился к двери, а среди ожидавших его в коридоре сокурсников началась после такого незапланированного учебным процессом «облома» настоящая паника, и как впоследствии оказалось, совсем не напрасная. Результаты экзамена всех поразили и прежде всего самого Разумовского, отправившего за дверь б'oльшую часть группы с «неудами» в зачетках и поставившего лишь три твердых четверки.
Быстро собравшись и не заходя в деканат, Иннокентий Сергеевич помчался домой, где все выходные просидел за медицинскими справочниками и научными книгами, но как ни старался, объяснений своему аномальному состоянию в них не нашел, а в воскресенье вечером к удивленью жены завалился спать на диване в своем кабинете.
В понедельник с утра пораньше он на пустой желудок отправился на работу, где, плюнув на все дела, занялся уже более углубленным самообследованием, сдав все анализы, переговорив с профильными специалистами, сделав УЗИ, флюрографию и просветившись в томографе, однако полученные им результаты каких-либо существенных изменений в его организме не зафиксировали и выглядели достаточно позитивными, а в то же время чувствовал он себя с каждым часом все хуже и хуже. Настолько, что под конец рабочего дня вызвал к себе Давида.
«Похоже, с ментами договорился», – решил тот и прихватил с собой прибавивший за несколько дней в весе конверт, но Иннокентий Сергеевич уже на пороге своего кабинета лишил его этих иллюзий вопросом:
– Ты деньги вернул?
Давид растерянно забегал глазами и молча кивнул.
– Врешь. По глазам вижу, – не отставал от него Разумовский.
– Иннокентий Сергеевич, я что-то не понял… – пробормотал, потупив очи, Давид.
– Чего же здесь не понять. Деньги, что у тебя в кармане халата, необходимо больным вернуть, и чтобы впредь никаких поборов. Всех об этом предупреди. Узнаю, тут же уволю или в прокуратуру сдам. Теперь тебе ясно?
– Нет, – замотал головой Давид, да так, что накрахмаленный его колпак съехал набок, на что Разумовский, словно бы повторяя за скрытым от глаз суфлером, медленно и с нажимом ему объяснил:
– Медицина в нашей стране бесплатная. Заруби это себе на носу, если работать хочешь.
Первыми о революционных изменениях на отделении узнали вкладчики последнего из конвертов, после того, как врач Гогия без каких-либо объяснений вернул им вложенные туда деньги. Причем большинство из них из-за возникших теперь сомнений в благополучном исходе предстоящей им операции охватил нешуточный страх, тогда как коллектив отделения, включая уборщиц, санитарок и медсестер, поступившая информация просто повергла в шок.