Пароль получен
Шрифт:
Курсант охотно назвал свое имя и фамилию — Зотов Сергей Иванович. Но когда Алексей попросил его назвать место, откуда его привезли в госпиталь, тот опустил голову и промолчал.
— Хорошо, — сказал Алексей, — тогда я подскажу вам: Блестковская школа абвера.
Зотов снова промолчал. Колос и Столяров переглянулись. А что, если Шерстнев что-нибудь напутал? Или вдруг пленный откажется давать показания? На минуту Алексей ощутил под ложечкой неприятный холодок. Нет, надо заставить пленного говорить.
Алексей встал и подошел к курсанту, положил ему на плечо руку.
— Послушайте, Зотов, — начал он как можно спокойнее. — Послушайте и вникните в то, что я вам скажу. Нам известно: вы из школы немецкой разведки. Вы, русский, стали предателем Родины, пособником гестаповцев. Совершили тяжкое преступление перед своими людьми. Вы знаете, что вас ждет?
Забинтованные руки пленного беспокойно зашевелились на коленях.
— Знаю, — хрипло ответил он.
— Ну вот, — продолжал Алексей. — Я буду с вами откровенен. Вы нам нужны. И мы сохраним вам жизнь, если вы все, честно, без утайки, расскажете о себе, школе, ее руководстве, слушателях… Подумайте как следует. Мы вам гарантируем жизнь.
Алексей сел рядом с Колосом за стол и не отрываясь смотрел на Зотова.
Тот согнулся на своей койке и молчал.
— Ну? — спросил Столяров после паузы. — Что вы решили?
Зотов ответил, с трудом подбирая слова:
— Я рассказал бы вам все. Но есть одно «но», о котором я не могу говорить и которое, видать, унесу с собой в могилу. Что меня ждет — знаю и к этому приготовился…
Пожалуй, даже не смысл слов курсанта, а его твердый голос и решительность заставили Алексея поверить, что этот человек не рисуется, не бравирует и такого, пожалуй, не испугаешь. Алексей пристально всматривался в щели между бинтами, где холодно блестели серые глаза.
Нет, не таким представлял себе Алексей будущего пленника — презренного подонка, служившего врагам. Разведчик ожидал, что курсант сразу же «расколется», будет ползать на коленях, молить о пощаде. А этот ни о чем не просит и о смерти говорит как о деле простом и решенном. Поведение Зотова было так неожиданно, что какую-то секунду Столяров растерянно молчал, не зная, как продолжать допрос.
И вот уже несколько часов продолжалась эта игра в кошки-мышки. Алексей уговаривал пленного, Зотов упорно молчал.
— Эх, да что с ним церемониться… — взорвался Колос. — Поставить его к сосне — заговорит как миленький! — Геннадий вскочил, лицо его побагровело. На висках вздулись вены. Он сжал кулаки.
— Подожди! — Алексей дернул Геннадия за рукав, усадил на место и продолжал спокойно спрашивать: — Что вам мешает говорить? Ведь вы у русских. Вы видите, ваши сведения нам необходимы. Вы у своих, поймите это!
— В том-то и дело, что у «своих», — ответил курсант, и Алексею показалось, что слово «своих» он произнес с ударением.
— Загадки загадывает… — зло процедил Геннадий. — Другие воюют, матерей, отцов защищают, а он, видите ли, загадки загадывает. Эх ты, а еще русский называется… И какая тебя мать родила?
Алексей кинул на Колоса укоризненный взгляд, и тот замолчал.
Кивнув на прощание Зотову, Алексей и Колос ушли из лазарета. Теперь пленным снова занялся Лещевский, который напоил его каким-то подбадривающим лекарством, потому что Зотов заметно ослабел за время допроса.
— Подожди, Геннадий, — говорил Столяров своему товарищу. — Попробуем спокойно разобраться во всем.
— Да чего тут разбираться! Холуй немецкий…
— Нет, ты не прав, — возразил Алексей. — Тут все не так просто, как тебе кажется. Почему он отказывается говорить — как ты думаешь?
Геннадий мотнул головой.
— И думать не хочу!
— А все-таки. Ведь он понимает: дать показания — значит спасти себе жизнь. Ему жить хочется? Хочется, как и каждому из нас. Поэтому-то он и молчит.
— Я что-то не пойму, — хмуро пробормотал Колос.
— Не поймешь? — переспросил Алексей, хитро щуря, глаза. — Сейчас объясню. Ты заметил, что слово «своих» он произнес подчеркнуто, с каким-то скрытым значением?
— Ну и что?
— А вот что. Он не уверен, что мы свои…
— То есть?
— Он считает, что мы гестаповцы. А весь этот допрос — очередная проверка лояльности.
Геннадий свистнул.
— Вот оно что…
— Да. Он же сам намекнул нам: «Есть одно «но». Вспомни-ка… Одно «но».
— А ведь ты, пожалуй, прав! — воскликнул Геннадий.
— Ты вспомни показания Венцеля. Он сам рассказывал о гестаповских проверках. Бывало даже, что сбрасывали на парашютах в советский тыл, а переодетые в нашу форму гестаповцы ловили диверсантов и устраивали им допрос. А ведь Венцель знает порядки в этих школах. В Блестковской сам преподавал.
— Да, да, теперь понимаю, — оживленно заговорил Колос. — Зотова выкрадывают из госпиталя, везут сначала в санитарной машине, затем в санях. Куда? Зачем? И он решил, что это забавляются его учителя.
— Ну что же, теперь остается проверить, прав я или нет, — сказал Столяров. — Он передохнул, пойдем снова к этому парню. Времени терять нельзя.
— Где и когда вы кончили среднюю школу? — спросил Алексей пленного.
— В Москве. Окончил сто тридцать первую школу в тридцать третьем году.
— Отметки в аттестате помните?
— Д-да, — удивился курсант столь неожиданному вопросу. — А зачем вам мои отметки?
— А вот увидите, — загадочно улыбаясь, ответил Алексей.
Разведчики снова вышли, оставив Зотова несколько сбитым с толку.
Три дня к нему никто не приходил.
И вот наконец перед ним снова предстал Алексей с листком бумаги в руках.
— Это ваши отметки, Зотов, — сказал Алексей. — Называйте их мне, посмотрим…
Зотов не мог, конечно, знать, что сведения из его аттестата об окончании средней школы получены по рации из Москвы.