Паровой каток
Шрифт:
– Мне нужно видеть мистера Треншоу.
– Кто вы?
– Моя фамилия Крамер.
– Откуда?
– Из Треккерсбурга. На миг задумалась.
– Откуда конкретно?
– Из мэрии.
– Тогда зачем вы пришли сюда?
– Мне нужно поговорить с мистером Треншоу.
Это я уже слышала.
Крамер не выдержал.
– Скажите, где ваш шеф, да поживее. Тон змеи-секретарши несколько изменился.
– Сожалею, но он на приеме в ратуше.
– На каком приеме?
– Это в зале заседаний, - рядом с канцелярией магистрата.
– План ратуши я без вас знаю. Меня интересует, что это за прием.
– Советник Треншоу мне сказал, что по случаю подписания какого-то соглашения. О новом жилом массиве для туземцев, что будут строить по ту сторону Писхейвена.
– А, за пять миллионов рандов...
– За десять, насколько я помню.
– Значит, вы ошибаетесь.
Крамер отвернулся и ушел. Он понятия не имел, во что обойдется городской казне строительство нового гетто. Но имя его было произнесено и теперь машина придет в движение.
* * *
Муса чувствовал себя в относительной безопасности, остановившись у окна портновской мастерской своего друга Мохамеда Сингха. По ту сторону улицы было мужское общежитие Армии Спасения - высшее достижение цивилизации. Не будь тротуар изрыт выбоинами, на нем видна была бы белая линия, отмечавшая границу разделения двух расе.
Сингх немало ему порассказал о соседях с другой стороны улицы. Недаром он два десятка лет сидел у другого окна, набрав полный рот булавок и тарахтя машинкой.
Маленькое запущенное бунгало, веранды которого были вечно завешаны сохнущим бельем, было жилищем Энсина Робертса и его большой семьи. Говорили, что жили они на гроши и миссис Роберте все покупала в индийских магазинах.
Энсин Роберте был управляющим и единственным сотрудником того самого общежития, прилегавшего к его участку, но отделенного высоким забором из гофрированного железа. У этого доброго христианина хватало проблем. Меньше всего их доставляло то крыло, где старики-пенсионеры пытались выжить на двадцать рандов в месяц. Тихие и сонные, они в худшем случае крали друг у друга газеты. Рядом жили бывшие заключенные. Добиться того, чтобы они устроились на работу и не пьянствовали, было сложнее, но обычно они надолго здесь не застревали. Сложнее всего было с теми, кто занимал остальную часть здания и наполнял его своим смрадом и злобой. Это были насильники, нищие, бродяги, пьяницы, курильщики "даджа", разорившиеся врачи и юристы, махнувшие на себя рукой и пустившиеся во все тяжкие. Им нельзя было доверять ни на миг - даже когда спали. Шрамы на лице Энсина Робертса могли это подтвердить - ему разбили очки при попытке утихомирить самозванного пророка, видевшего во сне Иисуса Христа.
Именно эти люди интересовали Мусу. Они должны были появиться там и занять место прежде чем взять с собой добычу на продажу. Воспользоваться телефоном ему Сингх разрешил.
И вдруг они оказались тут, прямо перед витриной, и уставились внутрь. Муса обмер. Чемодана при них уже не было.
Потом Муса пережил ещё один, куда больший шок.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Крамер ненавидел приемы любого рода. А больше всего - коктейль-парта, хотя участвовать в них ему приходилось крайне редко. Но даже признавая свою необъективность, готов был со всей ответственностью заявить, что именно этот прием был худшим из всех, что он видел.
Большинство из восьмидесяти гостей, очевидно, думали также. На множестве холеных лиц прямо читалось болезненное желание смыться.
Трудно сказать, в чем было дело. Разумеется, коктейлей там не было, но выпивки - вполне достаточно. Персонал мэрии великодушно удовлетворял повышенный спрос на марочное шотландское виски, даже не пытаясь сьэкономить на недоливе. А на длинных столах, покрытых скатертями с гербами города Трекерсбурга, красовалось множество закусок. И дамам, любящим поесть, было чем порезвиться, начиная с тортинок с лососевой икрой и кончая зелеными луковками на спичках. Впрочем бутерброды лучше было не брать, ибо хлеб на них отмок от соусов и начинки.
Короче, там было все, что нужно, включая эффектный квартет музыкантов. И тем не менее... Вначале Крамер подумал, что виноват в тоске, затопившей гостей, Манни Хендрикс и его "Копакабана трио". Когда он вошел, они как раз играли тоскливый латиноамериканский соул, который должен был передать страдания бедного перуанского крестьянина, потерявшего любимого ослика; по крайней мере так утверждал Манни и приходилось верить ему на слово. Но даже когда ударник выдал попурри из "Пасифик экспресс", настроение не улучшилось.
Тут Крамер вспомнил один танцевальный вечер, проходивший в клинике для душевнобольных, куда он попал с коллегами из полицейского училища. Крамер с приятелями был убежден в легкодоступное(tm) всех медсестер и прочего персонала. С танцев он провожал студентку медицинского колледжа, и та все пыталась говорить с ним о психологии. Когда же он собрался затащить её в кусты, в ответ услышал, что он страдает комплексом сексуальной неполноценности. Пришлось доказывать обратное. Теперь он подумал, что кое-что в её словах было. Пожалуй, в этой обстановке неполноценным чувствовал себя каждый.
Все шло гладко до того момента, пока в толпе не появился Треншоу. В руке держал он сумочку своей жены. И тут же его скрыла толпа двусмысленно ухмылявшихся приятелей.
Крамер не мог его как следует разглядеть, но ясно было, что Треншоу человек солидный, настолько солидный, что лейтенант похолодел при мысли, что могло произойти чудовищное недоразумение. Но что-то нужно было делать.
Музыка не стихала.
Вероятно, единственный, кто веселился от души - это редактор светской рубрики "Газетт", она тут же. засекла новое лицо, появившееся у бюста Теофила Шеп-стона.
– Я Фелисити Пэйнтер, а вы кто, дружище? Я не отстану, пока вы не скажете.
Она была ещё выше, чем Крамер, и крутила длинную нитку коралловых бус, словно лассо.
– Служба безопасности, мадам.
– В самом деле?
– Точно, мадам.
– Боже, какая жалость!
– И она отошла, устремившись за кучкой людей, наконец-то решившихся направиться к выходу.
Оркестр умолк.
Крамер озадаченно взглянул в ту сторону, но оказалось, музыканты устроили перерыв, чтобы выпить. Слава Богу, у него ещё достаточно времени, ведь первые лица не уходят раньше...