Партиец
Шрифт:
— Не стоит, Иван Дмитриевич, — подал голос Вышинский. — Мы с товарищами уж как-нибудь найдем себе свободный кабинет, чтобы поговорить.
Удальцов благодарно кивнул и после этого мы вышли из кабинета ректора. Свободная аудитория нашлась довольно быстро. Оба мужчины ориентировались в университете хорошо и уверенно шли по коридорам. На меня в их компании проходящие мимо студенты смотрели с удивлением, а за спиной шла волна перешептываний.
Наконец, оставшись втроем, разговор снова завел Вышинский.
— Сергей, — обратился он ко мне, усевшись за стол лектора и развернувшись в пол оборота. —
— В целом — да, — осторожно кивнул я.
— У вас есть возражения? — повернулся он к моему декану.
Тот тоже чувствовал себя перед Вышинским немного неловко, поэтому возражать не стал.
— Согласен с вами, Андрей Януарьевич, — сказал Жижиленко.
— Хорошо. Сегодня среда, жду вас в понедельник в здании Главпрофобра. Я распоряжусь, чтобы вас пропустили и указали дорогу к моему кабинету. До свидания.
Вышинский встал и, больше не обращая на нас внимания, покинул аудиторию. Да уж. Не ожидал я, что с таким человеком придется работать. Думал, кого «пожиже» товарищ Сталин мне даст в помощники. Уж точно не самого начальника управления всего образования в СССР. Да и кто у кого в помощниках? Судя по поведению Андрея Януарьевича, себя «помощником» он уж точно не считает. Скорее тем самым «прокурором», которым работал до становления ректором МГУ.
Это что же? Иосиф Виссарионович НАСТОЛЬКО заинтересован в удачном составлении законов? Иначе бы не стал отвлекать такого человека от дел.
После ухода Вышинского, декан задумчиво посмотрел на меня.
— Да, заварил ты кашу, Сергей.
Я лишь беспомощно развел руками. Ну как я мог подумать, что товарищ Сталин подключит к работе и его, и бывшего ректора?
— Ладно. У тебя же есть черновые наработки? — деловито перешел к делу Александр Александрович.
— Да, только дома.
Иосиф Виссарионович отдал мне их перед моим уходом, не пришлось все писать заново.
— Тогда приноси их завтра. Посмотрю, что у тебя получилось.
На этом мы попрощались, и каждый пошел по собственным делам: декан к себе, а я на пару по хозяйственному и трудовому праву.
Фактически с этого момента руководство над проектом взял Александр Александрович. Я писал основу — как я «вижу» итоговый результат. Плюс — какие термины обязательно нужно прописать и уточнить. Он уже учил меня на наших встречах, как оформить это в «бюрократическую форму». Ну а в понедельник Вышинский в пух и прах разносил наше творение, указывая: к чему можно прикопаться, что не будет работать — из-за человеческого фактора (банальной психологии отношений рабочих и начальников на местах), где нужно добавить контроль в виде передачи функций стороннему ведомству, а что просто можно обойти из-за лазейки в созданном законе.
Параллельно мы обсуждали и основу для законодательной базы по коллективизации. Но там еще «конь не валялся». Работы предстояло много, хотя наметки первоначальные мы и сделали.
Михаил Ефимович после нашего посещения заводов написал новый фельетон. Полноценную статью я его отговорил писать, но от фельетона он не удержался. Надеюсь, ему за это ничего не будет.
Из-за высокой занятости по заданию товарища Сталина я стал гораздо меньше видеться с Людой. Она приходила ко мне, иногда сидела, наблюдая за моей работой, но не в силах чем-то помочь, надолго не задерживалась. Про встречи с Борькой и вообще молчу — мы просто не виделись. Что там происходит у друга, я не знал. Но была надежда, что когда покажу Иосифу Виссарионовичу свою работу, нагрузка снизится, и я все наверстаю.
С такими мыслями я отправился с Савинковым тридцать первого декабря в Кремль, представлять работу нашего «трио».
Тот встретил меня как обычно — сидя за столом. Устало потер глаза при моем появлении и указал на стул перед собой. Пока я садился, товарищ Сталин стал вникать в получившуюся стопку документов.
— Что ж, вижу, помощники вам и правда были нужны, — хмыкнул он, когда закончил чтение. — Кстати, довольны их работой?
— Вы мне таких людей в помощь дали, что лучше не придумаешь, — искренне сказал я, мысленно недоумевая — это сейчас надо мной так смеются, или реально Сталин считает, что Вышинский с Жижиленко могли не справиться? По его лицу фиг поймешь.
— Вот и хорошо. Но я вижу, что работа по законам для народного хозяйства далека от той же стадии, что и для трудового времени рабочих… — и вопросительно так на меня глянул.
— Так, позже начали, товарищ Сталин. Всего не успеть. Да и таких же материалов с мест у меня не было. Ну и самому бы посмотреть, как там — в деревнях-то люди живут, — пожал я плечами.
И тут же прикусил язык, но было поздно.
— Вот и поезжайте в деревни. Посмотрите, — подвел черту Иосиф Виссарионович. — Отсрочку от учебы мы вам оформим.
Глава 5
Январь — март 1929 года
«Зимой в деревню? Да что там делать?! — пронеслось в моей голове. — А как же хоть немного отдыха? Снизить темп, с Людой погулять?» — пришла следующая мысль.
— Товарищ Сталин, — возмущенно начал я, но тут же снизил тон, заметив нехороший блеск в глазах Иосифа Виссарионовича. — А что сейчас в деревне я увижу-то? Там ведь ни сеять не будут, ни еще какие-то заготовки делать. Не зря ведь говорят, что мужик зимой на печке лежит. Имеет ли смысл моя поездка сейчас? Может ее лучше на весну запланировать? Все больше пользы будет, и учебу не пропущу.
Пожевав губами, Сталин нехотя кивнул.
— Хорошо, товарищ Огнев, поедете весной. К тому же вы еще не написали к законам пояснительные брошюры, о которых говорили мне в прошлый раз.
— Вот! — тут же поддержал я его. — Этим и займусь. Художника еще толкового найду. Сам, — добавил я на всякий случай, а то, увидев размах товарища Сталина, он мне еще какую «знаменитость» подгонит. Вроде и не плохо, но уж очень не комфортно мне было работать с Жижиленко и особенно с Вышинским. Эти люди цену себе знают, и свое мнение в разговоре с ними отстоять очень трудно. Хотя и поработали мы продуктивно. А художники — народ менее дисциплинированный. Как бы там проблем на ровном месте не огрести от «знаменитости».