Партия на троих
Шрифт:
– Не имею ни малейшего понятия, командир, – отозвался сзади кто-то из солдат.
Раэлен едва заметно вздрогнул. Пальцы его нервно задрожали.
«Этого ещё не хватало».
Мерзкая привычка думать вслух вновь дала о себе знать, хотя он, казалось, давно её поборол. Иначе никак – Легион не пустил бы в свои ряды бойца с нервным расстройством. Майор заполучил его двадцать лет назад, когда войска директории вели победоносную войну, вторгнувшись в пределы Ниарского королевства. Противник отступал, победа казалась близка – но тут коса нашла на камень. Под Шомором, небольшим городком, королевская армия словно вросла в землю, солдаты гибли, но не отступали ни на шаг. В той битве ему, недавно получившему звание лейтенанта, пришлось со своими людьми окопаться на холме, удерживая контратаку ниарских войск.
Но тогда, по крайней мере, он знал, с чем столкнулся. Сейчас всё было иначе. От ощущения холодного дыхания неизвестности под кителем у майора побежали мурашки. Пока одна рука нервно сжимала дерматиновую спинку стоявшего перед ним кресла, другая нащупала в кармане упаковку гар-гара и, ловко развернув обёртку, отправила брикет тонизирующей травы в рот.
Терпкий вкус привёл офицера в чувство и заставил обратить внимание на то, что не он один находится в замешательстве. Боевой расчёт, сидевший у мониторов в тёмном командном центре, который освещался лишь тусклыми лампами да многочисленными индикаторами приборной доски, в полном составе молчаливо уставился на перемещающуюся по экрану радара точку. Только из дальнего угла командного центра доносился нарушавший тишину полушёпот двух солдат, казавшийся майору чуть ли не криком:
– Слушай, а может быть это чужепланетчики?
– Ты что, спятил? Какие такие чужепланетчики?
– Что значит «какие»? Жители других планет.
– Ки-шоот какой-то. До сих пор не было получено ни одного довода «за» существование разума вне Шат’рэ, зато есть уйма «против». Жизнь сама по себе уникальная вещь, а уж цивилизация – и подавно.
– Хватит разговоров, – Мршаа принял решение. – Немедленно сбить объект! Нарушено воздушное пространство Директории, а этого более чем достаточно. С чем имеем дело, разберёмся позже.
Дважды повторять приказ не пришлось. Разговоры смолкли, и бойцы, нацепив на головы наушники со встроенными микрофонами, превратились в единый отлаженный механизм. Закипела работа, по комнате разнеслись щелчки многочисленных переключателей, тумблеров, стрёкот вращаемых верньеров, механический скрежет заработавших вычислительных машин и приглушённые голоса солдат:
– Координаты…
– Шестьдесят два – сорок семь!
– Скорость…
– Пятьсот шестьдесят пять!
– Высота…
– Тридцать девять!
– Направление…
– Два-два-пять ноль-три…
– Цель захвачена!
– Ракеты готовы!
– Первая ракета – пуск!
– Первая ракета пошла.
– Вторая ракета – пуск!
– Вторая ракета пошла.
На экране радара появились две новые яркие точки, стремительно помчавшиеся к неизвестному объекту – противовоздушные ракеты, следуя по радарному лучу, неслись к цели, разрезая утренний воздух сверкающими на солнце алюминиевыми корпусами. Вот они уже смотрят на летящее вниз Нечто своими начинёнными крупной шрапнелью носами, им оставалось лететь совсем чуть-чуть: три секунды, две, одну…
– Первая ракета взорвалась! – отчеканил один из солдат, развеяв возникшую в голове майора яркую картину – Объект отклонился в сторону! Кажется, мы его подбили…
…Вторая ракета взорвалась совсем близко. Макаров будто собственной кожей почувствовал, как по раскалённой обшивке «яйца» дробью заколотила шрапнель. Взрывной волной машину сильно тряхнуло, из-за чего она окончательно сошла со своей прежней траектории. Теперь пятисоткилограммовый болид с заключённым внутри человеком, бешено кувыркаясь в воздухе, с невероятной быстротой приближался к земле, с каждой секундой всё больше и больше удаляясь от запланированного места посадки. И ощущение своего бессилия, беспомощности перед происходящим, напугало Олега сильнее всего.
На стеклолитовое забрало шлема вместо упорядоченной информации о состоянии бортовых систем болида проецировалась какая-то цифровая вакханалия, начавшаяся ещё в космосе, на подлёте к Шат’рэ. Маленькие разноцветные арабские циферки прыгали, перелетали с места на место, исчезали и появлялись вновь, водили хороводы, танцевали вокруг откуда-то появляющихся красных и зелёных бесформенных клякс, которые разбухали и лопались, порождая во взрыве мириады новых знаков, тут же присоединявшихся к безумному празднеству своих собратьев. Система управления болидом отказывалась реагировать на какие-либо действия со стороны пилота. «Яйцо» оставалось неподвластным воле человека вопреки отчаянным попыткам Макарова восстановить контроль над ним.
«Всё, это конец, – мелькнуло в голове Олега. – Преодолеть безо всяких происшествий многие парсеки и разбиться при рутинной посадке на планету… За что? Почему я?».
С каждой долей секунды оболочка «яйца», бесконтрольно падавшего сквозь плотные слои атмосферы, раскалялась всё сильней и сильней. Теперь, пройдя через тройную обшивку болида и скафандр, жар достиг и тела Олега. Он не мог точно сказать, какая температура была снаружи, но подозревал, что доходила она до четырёхзначной цифры. Этого пока не хватало, чтобы расплавить полимерную оболочку, но даже если «яйцо» не сгорит в атмосфере, то без работающей антигравитационной установки при такой скорости столкновения с землёй человек внутри него непременно погибнет. Макаров даже не знал, что для него страшнее – заживо сгореть в атмосфере или умереть от чудовищной перегрузки, возникающей при ударе о планету, перегрузке, ломающей, как солому, кости и рвущей на части плоть. На миг его сковало отчаяние и ощущение безысходности, лишая возможности пошевелиться.
Но, как это часто бывает, после первого шока оцепенение спадает само собой. Так вышло и с Макаровым – не зря его столько лет учили находить выход из любой экстремальной ситуации. Сперва в армии – а потом перед заброской на Шат’рэ. Поддавшись слабости лишь на мгновение, он взял себя в руки и решил использовать последний шанс на спасение, несмотря на всю его ничтожность и маловероятность. Нащупав находившийся в основании кресла пилота рычаг, Олег дёрнул за него, приводя в действие простой механизм, стремительно заполнивший всю кабину болида густым амортизационным гелем розоватого оттенка. Перегрузка, до того из-за вращения «яйца» то вдавливавшая, то вырывавшая Макарова из кресла, больно сжимая грудь ремнями безопасности, сразу же стала меньше. Теперь от Олега не зависело ровным счётом ничего. Ему оставалось лишь сидеть и ждать того момента, когда болид столкнётся с поверхностью планеты, да надеяться, что он упадёт в воду – иначе не спасут все предпринятые им меры. Жизнь человека была всецело в воле слепого случая.
Макаров не мог сказать точно, как долго длилось его падение, поскольку совершенно перестал чувствовать бег времени. В конце концов «яйцо» ударилось о землю. Мир вокруг землянина, замкнутого в скорлупу болида, точно рухнул: словно в момент столкновения искривилась сама материя вселенной, пошатнулись основы мироздания. Сквозь звуковую изоляцию кабины, сквозь толщу розового геля, сквозь герметичный шлем уха Олега достиг оглушающий грохот столкновения, в котором смешался хлопок воздуха, не успевшего разойтись перед падающим болидом, треск от лопающейся внешней оболочки, скрип растягивающегося до предела биопласта и скрежет гнущейся внутренней обшивки кабины. Гель значительно смягчил перегрузки, но всё равно Олега со страшной силой рвануло вперёд, из кресла – в полёте болид перевернулся и удар пришёлся на стенку прямо перед лицом пилота. Ремни безопасности натянулись до предела, однако выдержали, не лопнули, а, сдавив грудь, с хрустом сломали Макарову рёбра. От дикой боли он заорал, но из раскрытого рта вместо крика брызнула алая жидкость – его собственная кровь, запятнавшая забрало шлема. В глазах потемнело, Олег провалился в чёрный беспросветный колодец, на дне которого маячила смерть…