Партия расстрелянных
Шрифт:
Всё это не означало, что денег, о которых говорили подсудимые, не существовало в природе. Под средствами, которые Крестинский якобы получал из Германии на нужды троцкистского движения, имелись в виду валютные поступления, передаваемые Рейхсвером советскому правительству в качестве платы за обучение немецких офицеров на территории СССР. Средства Наркомвнешторга, передача которых троцкистам вменялась в вину Розенгольцу, представляли часть огромных валютных сумм, направлявшихся по приказу Политбюро для субсидирования зарубежной деятельности Коминтерна и секретных закордонных операций ОГПУ—НКВД.
На процессе назывались новые даты и адреса заговорщических встреч Троцкого и Седова с подсудимыми. В первый день работы суда Бессонов заявил, что Троцкий в октябре 1933 года встречался с Крестинским
Конфузная судьба постигла и показания Крестинского о его встречах с Седовым в Германии в 1929 и 1930 годах. Вскоре было доказано, что до февраля 1931 года Седов безвыездно проживал в Турции. Розенгольц говорил о своих конспиративных встречах с Седовым в 1933 году в Австрии и в 1934 году в Чехословакии. И в данном случае оказалось легко доказать лживость этих показаний, поскольку со времени приезда во Францию в начале 1933 года Седов никогда не покидал этой страны.
Столь же фантастический характер носили показания о тайной переписке подсудимых с Троцким. Бессонов заявил, что в декабре 1936 или в начале 1937 года он послал Троцкому в Норвегию письмо от Крестинского, а через несколько дней получил ответ Троцкого Крестинскому [201]. После этого заявления мировая печать передала сообщение норвежской полиции: с начала сентября 1936 года вся почта интернированного в то время Троцкого контролировалась начальником паспортного стола Норвегии и с каждого входящего и исходящего письма снимались копии. С 18 декабря 1936 года по 9 января 1937 года Троцкий находился на пути из Норвегии в Мексику и во время этого океанского путешествия был лишён всякой возможности сношения с внешним миром.
Разумеется, цели процесса выходили за рамки политической компрометации Троцкого, необходимой для ослабления его влияния на левые силы за рубежом. Процесс преследовал и более широкие цели, как внутриполитического, так и внешнеполитического характера.
XIII
Внутриполитические цели процесса
После того, как в СССР был ликвидирован последний капиталистический класс — кулачество, стало невозможно объяснять переживаемые народом тяготы и лишения происками враждебных классовых сил. Поэтому была поставлена новая политическая и идеологическая задача — убедить советских людей с помощью массированного идеологического давления в том, что все их жертвы в период страшного шестилетия насильственной коллективизации (1928—1933 годы) были оправданы, и страна вступила в полосу «счастливой жизни». Однако основная масса населения в своей повседневной жизнедеятельности отнюдь не ощущала, что «жить стало лучше, жить стало веселее», как это неумолчно твердила официальная пропаганда. Поэтому требовалось переложить вину за «торможение» роста народного благосостояния на сверхзлодеев и заговорщиков, которые сознательно разрушали плоды труда советских людей, препятствовали процветанию страны, стремились закабалить народ и поставить его под пяту не только помещиков и капиталистов, но и самых жестоких фашистских режимов.
К такому решению Сталин подобрался не сразу. На первом процессе (Зиновьева — Каменева) речь шла только о терроре против «вождей» и ничего не говорилось о преступлениях, непосредственно направленных против населения. На втором процессе (Радека — Пятакова) круг преступлений «троцкистов» был существенно расширен, включив сговор с фашистскими державами о поражении СССР в будущей войне и расчленении страны. Там же существенное внимание было уделено вредительству, в частности организации производственных катастроф и железнодорожных аварий, жертвами которых стали десятки и сотни простых людей. Процесс «право-троцкистского блока»
Отмечая, что тоталитарный режим способен отвечать на свои экономические неудачи только циничной демагогией и беспощадными репрессиями, Троцкий писал: «То, что на языке сталинской юстиции называется „саботажем“, есть на самом деле злосчастное последствие бюрократических методов командования. Явления диспропорции, расточительности, путаницы, всё более возрастая, угрожают подорвать самые основы планового хозяйства. Бюрократия неизменно ищет „виноватого“. Таков в большинстве случаев сокровенный смысл советских процессов против саботажников» [202].
Если процесс Радека — Пятакова имел целью снять со Сталина и его клики ответственность за ошибки и провалы в области тяжёлой промышленности и транспорта, то на процессе «право-троцкистского блока» речь шла преимущественно об умышленной дезорганизации тех отраслей, которые наиболее близко соприкасались с населением: коммунального хозяйства, торговли, производства товаров массового потребления и т. д. Подсудимые признавались в подрыве этих отраслей ради того, чтобы озлобить население против правительства. Как следовало из их показаний, в этих целях они не чурались даже мелкого вредительства, например, срыва снабжения учащихся тетрадями, чтобы «этим вызвать недовольство в широких массах» [203].
Нарком финансов Гринько годами прилагал огромные усилия для того, чтобы вести зигзагообразный курс между инфляцией и дефляцией, повинуясь противоречивым приказам Политбюро. Теперь он сознавался в дезорганизации финансового дела и, в частности, в сознательном сокращении сети сберкасс для того, чтобы в них возникали очереди, раздражающие население.
Особое внимание на процессе было уделено списанию на преступления «право-троцкистского блока» жестоких неудач в сфере сельского хозяйства, которые особенно чувствительно переживались населением. Подсудимые называли цифры, свидетельствующие о гигантских масштабах умышленного отравления скота и порчи запасов продовольствия с целью создать в стране голод. Нарком земледелия Чернов заявил, что по заданию немецкой разведки он тормозил строительство складов и элеваторов, чтобы вызвать озлобление крестьян бессмысленной гибелью собранного зерна [204]. Шарангович «признал», что по заданию центра «правых» и польской разведки в Белоруссии было заражено анемией 30 тысяч лошадей, а чумой — огромное количество свиней [205].
Особенно характерным в этом плане был допрос Зеленского, руководившего системой потребительской кооперации. Он объявил результатом сознательного вредительства явления, с которыми население повседневно сталкивалось в торговле: обсчёт, обвес и обман покупателей, хищения и растраты и т. д. Стремлением вызвать недовольство против правительства Зеленский объяснял и умышленную организацию перебоев в торговле, при которой, по его словам, во многих лавках «в течение недели-двух» отсутствовали сахар, махорка, соль и т. д. Когда прокурор задал вопрос: «были ли такой случай или случаи, когда Москву периодически пытались оставить без яиц», Зеленский ответил, что в 1936 году была допущена «вредительская порча 50 вагонов яиц» [206]. В стране, измученной всевозможными дефицитами и всего пять лет назад пережившей массовый голод, такие «признания» не могли не произвести сильного впечатления на население, привыкшее видеть пустые прилавки магазинов.
Не удовлетворившись всем этим, Вышинский задал Зеленскому вопрос: «А как обстояло дело с маслом из-за вашей вредительской деятельности?» «Целому поколению детей, родившихся после 1927 года,— писал по этому поводу Орлов,— был незнаком даже вкус сливочного масла. С 1928 по 1935 год российские граждане могли увидеть масло только в витринах так называемых торгсинов, где всё продавалось только в обмен на золото или иностранную валюту. В 1935 году, когда карточная система, державшаяся шесть лет подряд, была наконец отменена, масло появилось в коммерческих магазинах, однако по совершенно недоступной для населения цене» [207].