Партия в баккара
Шрифт:
Бэрнет вышел и сказал:
— Метр двадцать примерно. Легко перепрыгнуть, но нет доказательств, что это сделали.
— Есть,— сказал Бешу.— Вот видите, вдоль перил подвешены ящики для цветов с уже перекопанной, подготовленной для посадки землей. В одном из них, ближайшем, почти на поверхности, под слоем недавно разрытой земли, обнаружен кастет. Медицинская экспертиза установила, что рана, нанесенная жертве, в точности соответствует форме этого кастета. На металле не осталось следов пальцев, так как дождь шел непрерывно с самого утра. Обвинение выглядит весьма обоснованно. Инженер Фужере, увидев в освещенной ротонде Поля Эрштейна, прыгнул на балкон, затем, совершив преступление, спрятал оружие убийства.
— Но зачем ему было совершать это преступление? Он знал Поля Эрштейна?
— Нет.
— В чем же дело?
Бешу сделал знак. Госпожа Фужере подошла, она слышала вопросы Бэрнета. Ее лицо, искаженное скорбью, казалось трагической маской.
— Это я должна вам отвечать, сударь. Я это сделаю в нескольких словах и с полной откровенностью. Нет, мой муж не знал г-на Поля Эрштейна. Его знала я. Я встречалась с ним несколько раз в Париже у одной из моих лучших приятельниц, и он сразу начал ухаживать за мной. Я очень привязана к мужу, и во мне глубоко развитое чувство супружеского долга. Поэтому я противилась своему увлечению. Я согласилась лишь встретиться с Полем Эрштейном несколько раз в окрестности, в деревне.
— Вы писали ему?..
— Да-
— Письма попали в руки его родных?
— В руки его отца.
— А его отец, который хочет любой ценой отомстить, угрожает, что передаст эти письма суду?
— Эти письма доказывают, что между нами ничего не было. Но все-таки они доказывают, что я встречалась с ним тайком от мужа. А в одном из них есть такие слова: «Я Вас умоляю, Поль, будьте благоразумны. Мой муж очень ревнив и вспыльчив. Если он узнает о наших встречах, он будет способен на все...» Так вот, сударь, не правда ли... это письмо еще больше подкрепит выдвинутое обвинение?.. Ревность окажется причиной, которую ищут и которая объяснит убийство, а также и то, что кастет был обнаружен подле комнаты моего мужа.
— Но вы, сударыня, вы уверены, что г-н Фужере ничего не подозревал?
— Ничего.
— И вы считаете его невиновным?
— О, несомненно! — горячо воскликнула она.
Бэрнет пристально взглянул на нее.
— Сударыня, я не могу вам ничего обещать. Я не могу обнадежить вас. Логически рассуждая, ваш муж виновен. Я попытаюсь опровергнуть логику.
— Повидайтесь с моим мужем,— умоляла г-жа Фужере.— Его объяснения позволят вам...
— Бесполезно, сударыня. Моя помощь может иметь смысл лишь в том случае, если я сразу же признаю непричастность вашего мужа; если мои усилия будут направлены только на то, чтобы поддержать вашу убежденность.
Разговор был закончен. Бэрнет тут же вступил в борьбу и в сопровождении инспектора Бешу отправился к отцу убитого, которому он сказал прямо:
— Сударь, я доверенное лицо г-жи Фужере. Вы намерены передать в прокуратуру письма, написанные ею вашему сыну?
— Сегодня же, сударь.
— И вы не колеблясь готовы скомпрометировать, погубить женщину, которую он любил без памяти?
— Мне жалко эту женщину, но ее муж убил моего сынами я должен отомстить.
— Подождите пять дней, сударь. В ближайший вторник убийца будет обнаружен.
Поведение Джима Бэрнета в течение этих пяти дней зачастую озадачивало инспектора Бешу. Он сам совершал и заставлял совершать инспектора несколько необычные поступки, опрашивал людей, мобилизовал массу мелких служащих, растратил много денег. Тем не менее, видно было, что он не совсем удовлетворен, необычно молчалив и в дурном настроении.
Во вторник утром он встретился с г-жой Фужере.
— Бешу добился в прокуратуре разрешения воспроизвести все перипетии того вечера. Ваш муж приглашен. Вы тоже. Что бы ни произошло, прошу вас оставаться спокойной и почти безразличной.
— Могу я надеяться?..
— Пока я сам ничего не знаю. Как я вам уже говорил, я делаю ставку на вашу убежденность, то есть на невиновность г-на Фужере. Я попытаюсь доказать эту невиновность, демонстрируя правдоподобную ситуацию. Но это будет жестокое испытание. Даже допуская, что я напал на истину, как я полагаю, она может ускользать до последней минуты.
В третьем зале собралось много народу. Судьи беседовали на пороге ротонды, где они пробыли с минуту, а потом вышли. Промышленники стояли в ожидании кучкой. Агенты и инспектора сновали взад и вперед. Отец Поля Эрштейна стоял в стороне вместе со слугой Жозефом. Господин и г-жа Фужере сидели в уголке.
Один из судей обратился к четырем игрокам:
— Господа, следственные органы намерены воспроизвести обстановку, которая была в пятницу вечером. Соблаговолите занять места вокруг стола, чтобы представить, как проходила партия баккара. Инспектор Бешу, вы будете держать банк. Просили вы этих господ принести такое же количество денег, какое у них было в тот день?
Странная вещь, сразу же, как и в тот трагический вечер, удача стала сопутствовать банкомету.
Казалось, это непрерывное, почти механическое везение вызвано какими-то чарами, оно тем более смущало, приобретало особый смысл, что было повторением события, глубоко взволновавшего игроков. Совершенно растерявшийся Максим Тюилье дважды допустил ошибку. Джим Бэрнет нетерпеливо отстранил его и сел на его место, справа от Бешу.
Не прошло и десяти минут, так как события развивались с невероятной быстротой, а половина банковых билетов, извлеченных из портфелей четырех друзей, громоздилась на зеленом сукне перед Бешу. Максим Тюилье через посредничество Джима Бэрнета начал проигрывать на слово.
Темп все усиливался. Вскоре партия была закончена. И вдруг Бешу точно так же, как Поль Эрштейн, разделил свой выигрыш на четыре пачки соответственно проигрышам, предложив, таким образом, ничью или проигрыш.
Противники с тревогой следили за ним, взволнованные воспоминаниями.
Бешу трижды сдал на обе стороны. И три раза, вместо того, чтобы проиграть, как Поль Эрштейн, он выигрывал.
Присутствующие были изумленны. Почему удача, которая должна была изменить ему, чтобы чудо перевоплощения длилось до конца, снова сопутствовала банкомету?
— Мне неловко,— сказал Бешу, продолжая играть роль банкира, и поднялся, сунув в карман четыре пачки денег.
Точно так же, как Поль Эрштейн, он пожаловался на мигрень и спросил, не хочет ли кто-нибудь выйти с ним на балкон. Он отправился туда, закуривая на ходу сигарету.