Партия. Тайный мир коммунистических властителей Китая

МакГрегор Ричард

Во время банковского кризиса в США и Европе Ван Цишань, член политбюро, ответственный за финансовый сектор, читал Западу лекции о превосходстве китайской системы

Эдвард Тянь был успешным предпринимателем, когда согласился возглавить только что образованную государственную телекоммуникационную компанию. Сперва Тянь был раздражен, когда Партия отказалась предоставить ему тот же статус, что и аналогичным чиновникам. Покидая компанию, он уже пел хвалы партийному стилю руководства

Images/Fotobank

Для

Чэнь Лянъюя не было достаточно крупного проекта, когда он возглавлял Шанхай. С Берни Экклстоуном, руководителем «Формулы-1», Чень курировал строительство в рекордные сроки великолепной гоночной трассы. «При демократии такое было бы невозможно», — поразился после инспекции трассы Джеки Стюарт, бывший чемпион мира по автогонкам в классе «Формула-1». Впоследствии Чэнь Лянъюй был посажен в тюрьму за взятки.

Визитная карточка Чжоу Хайцзяна, богатого предпринимателя из Цзянсу, как и у многих других бизнесменов, больше говорила о его политической лояльности, чем о его бизнесе.

Неугомонный Ли Жуй, один из самых видных критиков Партии, выжил благодаря своим былым революционным заслугам и связям, наработанным в бытность заместителем руководителя Орготдела ЦК.

Иностранцы потрясены панорамой Шанхая, устремившегося ввысь за несколько отчаянных лет, когда Пекин в начале 90-х позволил городу войти в рыночную экономику. Мало кто из поклонников Шанхая понимал, что для Китая это модель развития под руководством Партии

В бизнесе Чжоу отличался менее очаровательными повадками. Он и так уже едва выкрутился из коррупционного скандала вокруг Ван Сюэбина, одного из самых известных китайских банкиров. Разбирательство по этому делу вывело следователей на шанхайский филиал Банка Китая, который выдал Чжоу ряд сомнительных кредитов. Сам девелопер не пострадал, однако наглость Чжоу сыграла с ним злую шутку в его самом крупном бизнес-маневре — попытке получить права на застройку так называемого Восьмого восточного квартала в центре города. Этот участок Западной Пекинской улицы отличало множество невысоких особняков в стиле шикумэнъ («каменные врата»), модном в колониальную эпоху. Жилища подражали европейскому стилю конца XIX века, имели террасы и были украшены изящной каменной резьбой. Впрочем, по истечении семи десятилетий их элегантность изрядно поблекла. Как и весь город, эти дома пришли в упадок за годы коммунистического правления. Там, где раньше жила одна семья, сейчас обитали три, а то и четыре; во время «культурной революции» людей немилосердно уплотняли.

Чжоу одержал верх над самыми Опытными и могучими девелоперами региона, включая гонконгского Ли Цзячэна, одного из богатейших людей планеты, и добился права снести ветхие дома, чтобы застроить этот престижнейший район по-новому. Сделка, заключенная с шанхайским муниципалитетом в 2002 г., была вполне легитимной; Чжоу брал участок в аренду на семьдесят лет по невысоким ставкам, но в ответ был обязан уплатить местным жителям компенсацию и обеспечить их жильем в другом районе. Вскоре тысячи семей поняли, что Чжоу изначально не собирался держать слово: первые 2160 домохозяйств получили скудную денежную подачку, а квартиры им предоставили в отдаленном пригороде.

Разгневанные жители начали протестовать. В гонконгском доме Шэнь Тин раздался телефонный звонок. В 1930-е гг. ее бабушка купила угловой дом в Восьмом восточном квартале за три золотых слитка. Сама Шэнь родилась в Шанхае, выросла в этом доме, причем там до сих пор жила ее матушка, а теперь выясняется, что мать вот-вот выселят. Тогда Шэнь оставила двух своих детей на попечение супруга и отправилась в Шанхай, чтобы добиться для матери лучших условий. Она ходатайствовала перед местным жилищным бюро и даже попыталась самостоятельно подать судебный иск. Ей отказали. Стало ясно, что без профессионального адвоката не обойтись, но, в какую бы юридическую фирму Шэнь не обращалась, никто не хотел браться за ее дело. «Снос домов и переселение?! Да никто не решится воевать с таким проектом», — сказал один адвокат. Ему вторил другой: «Меня могут запросто уволить». Наконец, в апреле 2003 г., на следующий день после принудительного выселения матери, Шэнь постучалась в кабинет Чжэн Эньчуна.

Чжэн

был полной противоположностью Чжоу Чжэнъи. Выглядел он как типичный городской адвокат средней руки, всегда ходил в одном и том же неброском костюме и с неизменным потертым портфелем. Но, характеризуя его облик прилагательным «серый», лучше добавлять существительное «металлик», потому как Чжэн взялся за это дело со стальной решимостью. Выслушав Шэнь, он согласился представлять интересы трехсот жителей, в том числе ее матери, в коллективном судебном иске против районных властей. Заодно он начал работу и по делу Сюй Хаймина, ресторатора-активиста. Чиновники тут же решили дать ему по рукам: стоило Чжэну оформить иск, как к нему пришли налоговики. Не обнаружив никаких нарушений, они надавили на фирму, где работал Чжэн, и начальство уволило своего адвоката под тем предлогом, что тот «согласился взять клиента, не проконсультировавшись с партнерами». Когда Чжэн нашел себе другое место работы, власти стали намеренно затягивать переоформление его адвокатской лицензии на новую фирму. Как вспоминает Чжэн, райкомовский работник, надзиравший за регистрацией адвокатов, сказал ему: «На вас и так уже жалуется 90 % районных управ». Вслед за этим Чжэну прозрачно намекнули, что лицензию он получит не раньше, чем откажется от этого дела. Впрочем, он все равно продолжал консультировать жителей и помогал им оформлять бумаги, отлично зная, что помощь Восьмому восточному кварталу не сулит ничего хорошего. «Шэнь Тин, меня ждут большие неприятности, и вам придется меня спасать, — сказал он своей клиентке. — Похоже, Чжоу — это наш шанхайский Лай Чансин». (Лай Чансин, ныне прячущийся в Канаде, был организатором сямыньской контрабандной аферы на 6 миллиардов долларов).

Словно зловонная жижа, вытекающая из-под плотно закрытой двери, из города начали просачиваться слухи о многочисленных земельных махинациях. Чиновники районных управ, не привыкшие к критическому вниманию в свой адрес, неуклюже реагировали на любые свидетельства их личной финансовой заинтересованности. Сунь Цзинкань, секретарь партийного комитета района Цзинь, где находился эпицентр городских земельных скандалов, по дешевке сумел приобрести акции проекта застройки. Когда я обратил его внимание на ряд нарушенных правил, он только отмахнулся: дескать, ничего подобного. «И вообще, правительство поощряет развитие частной экономики», — сказал Сунь. Риелторские сделки были сладким пирогом для чиновников. Одна ветвь районной власти получала дешевые акции за утверждение проекта. Вторая ветвь, а именно Жилищно-кадастровое бюро, вознаграждалась за выселение людей и установление компенсаций гораздо ниже рыночной стоимости теряемой жителями недвижимости.

Шанхай, преподносящий себя в образе космополитанского мегаполиса, который ничем не уступает Нью-Йорку или Лондону, был крайне обеспокоен утечкой информации о неприглядных делишках в риелторской сфере. На вокзалах появились сотрудники полиции в штатском, которые отлавливали жалобщиков, решивших искать справедливость в Пекине. Журналист агентства «Синьхуа», посылавший скандальные репортажи в столицу, где они попадали на стол партийным начальникам, был вызван в городской отдел пропаганды и получил запрет на дальнейшее освещение этой темы. Гонконговские газетчики, с особой страстью выносившие грязь материкового Китая на всеобщее обозрение — особенно в случае Шанхая, раз уж город был их бизнес-конкурентом — стали жаловаться, что за ними ведут неприкрытую слежку и мучают телефонными угрозами. Наблюдение было установлено и за иностранными корреспондентами, а всех, кто с ними контактировал, обязали сообщать полное содержание бесед органам госбезопасности. После того как я сам начал освещать цзиньские скандалы, ко мне тоже стали регулярно наведываться сотрудники службы безопасности в штатском, требуя отчитаться, что именно я собираюсь писать в следующих репортажах.

И все же тяжкая длань городских властей оказалась слишком медлительной: птичка вылетела и обгадила Шанхаю весь сияющий фасад. В конце мая 2003 г. в Шанхай была десантирована группа следователей из Центральной дисциплинарной комиссии, которые разбили лагерь в гостинице «Моллер Вилла». Появление дознавателей стало четко рассчитанным щелчком по носу горкома и выговором в адрес его собственного антикоррупционного органа. Да и место они выбрали с особым изяществом. «Моллер Вилла», известная своими сказочными башенками, которые в 1930-е гг. были вдохновлены сновидениями дочери первого владельца гостиницы, норвежца Мёллера, на протяжении долгих лет являлась также штаб-квартирой шанхайского отделения Союза коммунистической молодежи, оплота Ху Цзиньтао. Не прошло и нескольких дней, как следователи арестовали Чжоу Чжэнъи. В том, что здесь замешана серьезная политика, никто не сомневался. Пекин превратил Шанхай в образцово-показательный случай наказания коррупционеров, а заодно продемонстрировал свою способность вмешиваться в дела города, который годами захлопывал дверь перед носом чужаков. Впрочем, если налет эскадрона следователей и стал тревожным звонком, Чэнь Лянъюй его не услышал.