Партизанские ночи

Валах Станислав

Днем мы покинули дом Дзивака, сытые и отдохнувшие.

В зарослях на берегу просидели до начала сумерек. Когда же солнце начало прятаться за лес, двинулись к лесничеству. Во двор вошли через калитку в ограде. Тихо. Я осторожно нажал ручку двери. Двери заперты. «Казек» вопросительно поглядел на меня. Жестом руки я показал, что следует отходить. Мы отступили в сад к какому-то сараю.

— Что будем делать? — шепотом спросил «Казек».

— Подождем, — ответил я.

Можно было попытаться проникнуть в

дом через чердак. Это ошеломило бы немцев, а элемент внезапности был всегда нашим главным союзником. Проект понравился «Казеку». Мы пошли искать лестницу. Обошли вокруг дома, но так и не нашли ее. Мы снова вернулись к сараю. Как же проникнуть внутрь?

Но тут дверь лесничества отворилась, и в проеме появился рослый тридцатилетний сын лесничего. Он окинул взглядом подсобные постройки и двинулся к клозету.

Я чуть не расхохотался. Глянув на меня, «Казек» двинулся было вслед за немцем. Я придержал его.

Мы неподвижно застыли у стены сарая. Немец нас не заметил. И тогда мне в голову пришла идея. Теперь я уже знал, как мы попадем в лесничество. В ту минуту, когда немец пошел обратно, я потащил за собой «Казека», и мы тоже направились к крыльцу. Мы шли неуверенно, как люди, которые понимают, что явились не вовремя.

Он заметил нас и растерянно остановился, когда мы почти вплотную подошли к нему. Беспокойный взгляд на мгновение остановился на цветах, которые мы воткнули в петлицы пиджаков. Весною так обычно украшали себя деревенские парни. Я почувствовал, что он все еще колеблется, звать на помощь, бежать или разговаривать с нами.

— Гутен абенд, пан старший лесничий, — заговорил я покорным и заискивающим тоном.

Это его немного успокоило.

— Вы к кому? — резко спросил он. — Что вам нужно?

— Мы к пану старшему лесничему пришли по поводу дров, о которых мы уже с паном старшим лесничим говорили. Мы хотели узнать, когда пан старший лесничий велит приехать за этими дровами.

— Ах, зо, это к фатеру. Битте, битте, входите.

Немец пошел первым, а мы покорно двинулись за ним. В сенях он открыл дверь, ведущую в канцелярию. Мы вошли.

— Вартен зи. Ждать здесь. Их позвать фатера.

Мы остались одни. Наши взгляды приковала новехонькая двустволка, висевшая на степе. Нервы были напряжены, руки дрожали. Хотелось тут же схватить ружье. Однако разум приказывал ждать.

Минуту спустя в канцелярию уверенно вошел лесничий, а за ним и его сын.

Мы принялись просить старшего лесничего, чтобы он продал нам дрова, обещали хорошо заплатить. Услышав разговор, видимо из любопытства, пришла и жена лесничего.

Теперь в канцелярии собрались, насколько мне было известно, все обитатели дома. Я подал «Казеку» знак. В наших руках молниеносно появились пистолеты.

— Руки вверх! Ни слова, иначе — пуля в лоб! Не кричать! Лесничество окружено партизанами.

Ложитесь на пол, вытянув руки перед собой.

Угроза применения оружия и известие о том, что дом окружен партизанами, сделали свое дело. Старший лесничий и женщина послушно растянулись на полу.

Женщина тихонько постанывала, лежащий рядом сын успокаивал ее. Перепуганные немцы вели себя послушно как овечки. Теперь нам предстояло самое главное — оружие.

«Казек» одним прыжком оказался у стены, сорвал двустволку и бросил ее мне. Я поймал ее на лету. Пока «Казек» ходил и осматривал остальные комнаты лесничества, я занялся разговором с его обитателями.

Не могу сказать уверенно, что все немцы понимали мои слова, но лесничий понимал наверняка.

— Я, я, — согласно кивал он головой, когда я говорил ему, что Гитлеру войну не выиграть, что партизан много и что если бы мы хотели, то могли бы спокойно перестрелять всех гитлеровцев. Я пригрозил самыми суровыми карами немцам, которые причинили или собираются причинять вред польскому населению.

— Запомни — у тебя были польские партизаны из Гвардии Людовой. Господству Гитлера приходит конец.

Подойдя к стене, на которой висел портрет фюрера, я снял его и бросил на пол.

— Таков будет конец вашего вождя, — сказал я им.

Пинком подбросил остатки портрета под нос старшему лесничему и приказал порвать его на куски. Он старательно исполнил приказание.

— Из-за него все наши беды, — плаксиво выкрикивал он. — Хорошо жилось нам в родном фатерлянде, зачем было сюда идти?

При этом он колотил кулаками по обломкам портрета, разбивая руки в кровь. Я наблюдал за этой картиной не без удовольствия.

Минуту спустя появился «Казек», неся две новенькие двустволки.

— Разрешите доложить, там еще полно патронов, но мне не во что их брать.

— Отдай ружья товарищам из охраны. Патроны заберем в мешок.

«Казек» моментально понял, чего я от него хочу.

— Двустволки я отдал товарищам, — доложил он, вернувшись из сеней. Затем, стащив с подушки белую наволочку, ссыпал в нее сотен пять патронов.

— Где еще оружие? — строго спросил я у старшего лесничего.

Он клялся всем на свете, что больше ничего нет. Обыск подтверждает его слова.

Покидая лесничество, я приказал немцам не вставать с пола до трех часов утра. О времени им должен был напоминать будильник, который я поставил на стул перед ними.

Мы заперли канцелярию и сени на все запоры. На всякий случай под окнами я громко назвал несколько имен и отдал несколько приказаний несуществующему отряду.

В Ментков мы возвращались в приподнятом настроении. У меня за спиной висели три двустволки. «Казек» тащил наволочку с патронами.

До переправы через Вислу оставалось каких-нибудь пятьсот метров.