Партизаны не сдаются! Жизнь и смерть за линией фронта
Шрифт:
Но в грохоте боя Подберезский не слышал этой команды и продолжал катиться на своем велосипеде. А в это время немцы, несколько опомнившись от первого удара, решили организовать оборону деревни, и некоторые из них залегли за строениями крайних домов. Как только Подберезский поравнялся с крайним домом, так со двора его полетела ручная граната, которая угодила прямо под его велосипед. Взрывом гранаты Подберезского отбросило на другую сторону дороги в канаву, а у велосипеда так изуродовало оба колеса, что получился какой-то сверток из отдельных кусков железа. Когда Подберезский опомнился от этого взрыва, то из этой же канавы
Очистив деревню от противника и собрав трофеи, гудковцы вернулись к себе на Бук. Потерь они не имели, только легко был ранен комбриг Гудков, да Стась Подберезский отделался небольшими синяками. Он очень сожалел о том, что у него теперь не стало его верного коня-велосипеда. Но партизаны обещали ему достать получше этого.
После этой неудачной попытки перебазирования в район Пасмурского леса вся бригада вернулась на свои старые места, под Взносное, а мы, разведчики, остались в своем лагере под Лавреновичами. Отдохнув после этого похода, я увидел, что Агапоненко снова собирается в путь. На этот раз в сторону Михайловщины, где находился большой немецкий гарнизон и лагерь военнопленных. Он продолжал держать связь с некоторыми из них.
На другой день после его отъезда, утром, к нам в лагерь неожиданно приехала Лиза Евсеенко в сопровождении незнакомой мне женщины лет 45, которая стала впоследствии врачом нашей бригады. Поздоровавшись со всеми нами кивком головы, они тут же скрылись в палатке нашего командира. Через несколько минут из палатки вышла Лиза и начала с нашими девушками на костре кипятить воду. Я сразу сообразил, в чем дело, и попросил мужчин на некоторое время отлучиться из лагеря. Мы отошли к опушке леса, где я прочитал разведчикам последние сводки от Совинформбюро, которые мне удалось получить от нашего радиста Николая Котова еще накануне, когда мы ехали в Пасмурский лес. Правда, сводки были довольно скромные, в них сообщалось о местных боях на фронтах Отечественной войны.
Прочитав их, я решил добавить итоги зимних операций и рассказать о тех больших успехах, которых добилась Красная Армия в ходе зимних сражений. Рассказал о разгроме 300-тысячной 6-й армии Паулюса в районе Сталинграда, о разгроме гитлеровских армий на Северном Кавказе, об освобождении в ходе боев Северного Кавказа и Краснодарского края и о прорыве блокады вокруг Ленинграда. Разведчики с большим вниманием слушали меня.
— Нашей стране были возвращены важные в экономическом отношении районы. Из фашистской неволи вызволены миллионы наших граждан, — продолжал я свой рассказ. — Победа Красной Армии под Сталинградом вызвала огромный политический и трудовой подъем нашего народа. Сталинградская битва, являющаяся символом триумфа советского оружия и великого мужества наших воинов, для нас, партизан, в свою очередь, является вдохновляющим примером.
Остановившись и вспомнив о том, что я совсем недавно слышал по нашему радио у Котова, я продолжил:
— В тылу Красной Армии возрождаются все новые и новые заводы, которые мы были вынуждены эвакуировать в глубокий тыл на Урал и в Сибирь. В короткий период они были построены там и вновь стали давать фронту нужное оружие, боеприпасы, танки, авиацию, артиллерию. Даже нам, партизанам, фронт теперь может выделять некоторое
— А сейчас, товарищи, я думаю: хоть на фронтах идут местные бои, наша Красная Армия готовится к новым наступательным операциям.
Неожиданно во время моего рассказа, где-то в стороне между Яновым и Серковицами, послышались пулеметные очереди и одиночные выстрелы из винтовок. Мы сразу насторожились, и я приказал всем вернуться в лагерь. Пока мы шли к лагерю, стрельба в той стороне прекратилась. Когда мы вернулись, то там уже врача и Лизы Евсеенко не было, а наши девушки сидели около палатки командира и о чем-то шептались. Я подошел к сестрам Родионовым и тихонько спросил:
— Ну как, все благополучно? Как она себя чувствует?
— Ничего, все вроде обошлось. Она, кажется, заснула.
— Как же она решилась на это без Николая?
— Мы не знаем.
Снова, но уже теперь в стороне Взносного, началась пулеметно-ружейная стрельба. Я понял, что это недалеко от лагеря нашей бригады, значит, они ведут бой. И решил послать двух разведчиков установить, что там за бой и где теперь вся наша бригада. Разведчики уехали, а бой под Взносном периодически то затихал, то нарастал с новой силой. Так продолжалось до самого вечера. Когда солнце село за лесом, приехали разведчики и доложили:
— Товарищ комиссар, днем немцы пришли во Взносное, наши хлопцы, стоящие на посту, открыли по ним огонь. Но каратели заняли выгодные позиции, и бой длился долго. Потом, увидев, что в лес немцы идти не собираются, наши прекратили огонь, чтобы не тратить даром патроны. Немцы тоже перестали стрелять, а затем собрали жителей деревни, под их прикрытием вышли на край ее и начали копать окопы. Под вечер к ним подошла подмога, и они снова открыли по лесу бесприцельный огонь, одновременно продолжая копать окопы. Там немцы остались и на ночь. Наши все пока еще находятся в своем лагере, хотя немцы теперь совсем близко, и Гудков нам сказал: «Вы там оставайтесь на своем месте».
Утром приехал Агапоненко с разведчиками и сразу же пошел в свою палатку. Он, видимо, уже знал, что у Шуры были врач и Лиза. С полчаса он пробыл в палатке, а потом вышел из нее мрачный и как-то сразу осунувшийся. Он долго сидел у костра, схватившись за голову руками, и молчал. Потом, как бы опомнившись, подозвал меня:
— Володя! Шура кричала вчера, когда у нее был врач?
— Я не знаю. Мы, все мужчины, в это время ушли на опушку леса.
— Ну и хорошо. Ты правильно сделал, что увел их из лагеря.
— Как она себя чувствует?
— Ничего, улыбается, — грустно ответил он, а потом, немного помолчав, сказал: — Мы сегодня ночью в Серковицах чуть на немцев не натолкнулись. Хорошо, что нас предупредили в Ревятичах, что там немцы. Это все Егор Короткевич, попросил меня заехать к его родным в Ревятичи, а то мы обязательно бы поехали через Серковицы. Там немцы всю ночь ракетами бросались.
— А ты знаешь, Николай, немцы эту ночь и во Взносном были. Они там копали весь день окопы и обстреливали из пулеметов наш лес.