Партизаны
Шрифт:
– Порют вас мало.
– На чей скус...
Плотники захохотали, а Беспалых замахал руками:
– Уходи лучше, драч, уходи!..
Емолин хвалился:
– Донесу милиции, против правительства идете.
Плотники хохотали:
– Донеси только, нос отрубим.
Однажды пришел из лесу настоятель. Емолин перед тем матерно выругал Беспалого и, увидев настоятеля, согнулся, сделал руки блюдечком и подошел под благословенье.
На плече у настоятеля лежали
– Как работаете?
– Ничего, слава богу, отец игумен.
Беспалых ударил топором в бревно и пропел вполголоса:
– Отец игумен, вокруг гумен...
Монах должно быть услыхал. Он пошевелил удилищами на плече. Был он сегодня недоволен плохим уловом и сказал строго Емолину:
– А плотники-то твои, сынок, развращеннейший народ.
Емолин в душе выругался, но снаружи вертляво обошел вокруг монаха и заискивающе сказал:
– По воспитанию, знаете, отец игумен.
У игумена была ровная черная борода, казавшаяся подвешенным к скулам и подбородку куском сукна; Кубдя посмотрел ему в бороду и подумал: "вот, нетяг!".
И неожиданно игумен бросил удочки на землю, как-то сразу пожелтел и, взмахнув широкими рукавами рясы, закричал на Емолина:
– Молчать!.. Не разговаривать, сукин сын!.. А-а?..
Емолин испуганно попятился, плотники взглянули на его сразу осевшую фигуру и захохотали. Монах обернулся к ним, подскочил к срубу, плюнул и крикнул:
– Прокляну, подлецы!..
И, не подобрав удочек и ведерки, ушел, издали похожий на колокол.
Емолин смущенно сморщился и нерешительно протянул:
– Вот нрав.
Немного погодя добавил:
– Стерва, а?..
Плотники оставили топоры и хохотали.
За удочками пришел тонкий и длинный, похожий на камышинку, монашек в облезлой бархатной скуфье и ряске из "чортовой кожи".
– Что ты монах будешь?
– крикнул ему Горбулин.
Монашек застенчиво ответил:
– Рясофорный, я... Не пострижен...
– У те чо, молоко-то бугаи эти высосали, ишь ведь как холстина?
– Они высосут!
– подхватил Беспалый.
Монашек покраснел.
Плотники осмеяли его, и он, заплетаясь длинными ногами в больших сапогах, потащил удочки и котелок.
Емолин долго ругал игумена, а потом набросился на плотников. Кубдя послал его к "едреной бабушке" и подрядчик смолк. С городскими рабочими он поступил бы круче, но эти могли бросить работу и уйти.
Говорили, что в Алтае ездят карательные отряды и усмиряют крестьян. После того, как были разогнаны большевики, этих "карателей" крестьяне встречали с радостью и помогали арестовывать и
Но и каратели не появлялись по одному. Из леса стреляли по одиночкам и, подстрелив, прибивали гвоздями к плечам погоны, а потом бросали посреди дороги - на страх и поучение.
На Зосиму-Савватия пчельника Кубдя сказал Беспалому:
– Завтра - крышка!
– Чего?
– не понял тот.
– Не работаем.
Беспалых подумал и недоумевающе вздернул плечи:
– Не пойму, парень.
– Зосим-Саватий...
– Ну?
– В Улее престол.
Беспалых даже подпрыгнул:
– Вот чорт, а я и забыл. Идем, что ли?
Кубдя посмотрел вверх. Редкие прозрачные облака, как кисея, застилали небо. Ниже, они падали на тайгу.
– Люблю игорничать... Айда пополюем.
– Ружья нету.
– Соломиных привез берданку.
– Не даст.
– Даст. Он в гости идет, с утра завтра, с Горбулиным вместе, на престол. В Улею.
Беспалых поддернул штаны, быстро высморкался и пошел просить берданку.
На утро день был чистый, чуть ветреный. Кубдя и Беспалых надели на лицо и шею сетки от комаров, зарядили берданки и спустились к речке. В тальнике ветра не было, тонким неперестающим звоном пел комар, пролетал через сетку и яростно кусался. Под ногами хрустя ломались гнилые сучья, пахло илом, осокой. Река казалась иссиня-черной, а мелкий песок желтым.
– От солнца, - сказал Кубдя.
В речных тихих затонах, - в опоясках камыша, - было много дичи. Они стреляли. Кубдя всегда в лет, а потом Беспалых снимал штаны и лез в воду. Лопушники хватали его за ноги, он фыркал и кричал Кубде:
– Егорка! Утону!
Кубдя, грязный, весь в пуху сиял на берегу своим корявым лицом, отвечая:
– Ничиво. Монастырь близко - сорокоуст закажем.
Если утка была недобита, Беспалый перекусывал ей горло и говорил:
– Обдери душеньку свою.
Уже отошли далеко от монастыря. Виднелись белки - с синими жилками регушек.
– Пойдем назад, - сказал запыхавшийся Беспалый.
– Куда нам их бить, обожраться что ли...
Кубдя лез через камыш, чавкая сапогами в грязи, и нетерпеливо покрикивал:
– Еще, Ваньша, немного, еще...
Беспалый плюнул и сел на корягу.
– Не пойду, - сказал он.
Кубдя пошел один. Скоро где-то в камышах грохнул выстрел. Беспалый хотел пойти, но удержался. "Ну его к чорту, - подумал он, - с ним вечно не выйдешь".