Паруса смерти
Шрифт:
Один из проводников, седой, но еще крепкий старик, наклонился над ручьем, зачерпнул воду и замер в непонятной задумчивости.
— Что там еще? — недовольно спросил Олоннэ.
— Скажи своим людям, что воду из этого ручья пить нельзя.
— Почему это?!
— Внутри будет огонь, сначала в животе, потом везде.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю, — пожал плечами индеец, — всегда знал.
— Так это что, мы и воду должны на себе тащить?! — восхитился Ибервиль.
— Скажи, старик, а есть там дальше хорошая вода? Которую можно пить?
— Такая
— Беттега! — позвал капитан.
— Я слушаю.
— Слышал?
— Да.
— Объясни нашим людям, что если они не хотят подхватить лихорадку, пусть воду из этого ручья не пьют.
Когда жара стала спадать, двинулись дальше вдоль берега того же «плохого» ручья. Места были пустынны. Слишком пустынны. Олоннэ поинтересовался у проводника, живет ли здесь кто-нибудь.
— Да, здесь есть лесные жители. Они следят за нами сейчас.
— Да-а?
— Но это неопасно.
— Надеюсь, когда станет опасно, ты нам скажешь?
— Скажу. Если будет опасно, то и для меня, а не только для вас.
Олоннэ ответ не понравился, но он решил не вдаваться в детали.
Еще перед началом путешествия проводник на вопрос, сколько дней займет путешествие до редукции, ответил, что сам бы он дошел за неделю. С бледнолицыми людьми придется затратить десять. Он показал растопыренные пальцы двух рук.
Проводникам было строго-настрого приказано скрывать истинную цель путешествия, чтобы они ненароком не проговорились. Олоннэ старался, чтобы они держались в стороне от корсаров. Да они и сами не горели жаждой общения. Во время отдыха сидели на земле спиной к спине, опершись руками на длинные палки, поставленные между ногами, и, казалось, дремали.
На рассвете второго дня миновали заброшенный поселок. Вернее, даже не поселок, а что-то вроде загородного дома с большим количеством мелких построек вокруг главного здания, выстроенного в классическом испанском колониальном стиле. Белые стены домов заметно потрескались, дворы захвачены буйно растущей зеленью.
— Чей это дом?
— Ничей.
Олоннэ поморщился.
— Ты можешь отвечать нормально? Кто здесь жил?
— Сеньор. И его дети. Потом сеньор умер. Дети уехали. Рабы разбежались.
Капитан махнул рукой, поняв, что ничего большего он не добьется. Но тут сам проводник сказал нечто любопытное:
— Старый сеньор был другом белого человека из редукции. Старого белого человека.
Дальнейшие расспросы, с которыми не замедлил навалиться на индейца Олоннэ, ничего не дали.
На третий день пути местность сделалось более холмистой, появились нагромождения камней, двигаться стало тяжелей. Над головами орали бесчисленные тропические птицы, проплывали кроны громадных деревьев, сыпались за шиворот и безобидные и опасные насекомые. Пятнистые спины косуль мелькали за стволами.
— Из этого родника можно пить? — непрерывно спрашивали у проводников измученные духотой корсары.
Мулы одуревали от слепней и прочих кровососущих тварей. Определить пройденное расстояние было трудно:
— Почему мы здесь свернули?
— Там нет дороги. Там город. Дорога здесь.
Такие диалоги возникали то и дело. Капитан чувствовал себя неуютно. Морская стихия была ему привычнее, палуба корабля казалась надежнее базальтовых плит, покрытых скользким мхом, по которому можно съехать в невидимую за лианами и листьями пропасть.
Несколько человек нашли в таких естественных ловушках свою гибель.
Перелом ноги в условиях такого путешествия — почти верная смерть. И даже не почти, а именно и единственно смерть.
По ночам часовые с интересом оглядывались по сторонам, крепко при этом сжимая оружие и пытаясь определить, какому хищнику принадлежат горящие в темноте глаза.
Разумеется, для такой толпы вооруженных мужчин дикие звери провинции Никарагуа особой опасности не представляли. Несколько больше волновало Олоннэ поведение местных индейских племен. Столкновение с ними не входило в его планы. А нарваться на столкновение было просто, стоило, например подойти к границе какой-нибудь священной долины предков — и война обеспечена.
— Кто может знать, что творится в башке у этих дикарей? — говорил капитан, оглядываясь по сторонам. — Посмотри хотя бы на наших проводников. Я иногда думаю, стоило ли так полностью им доверяться?
— Теперь уже поздно размышлять на эту тему, — пожимал плечами Ибервиль.
Утром пятого дня изрядно изможденная корсарская армия подошла к ущелью, которое называлось, если дословно перевести его с языка индейцев каварайя, тутошних жителей, Горловина Вперед-Назад.
— Дурацкое название, дурацкое ущелье, дурацкая жизнь! — в сердцах произнес Олоннэ.
— Что с тобой? — поинтересовался одноглазый друг. В голосе зазвучал живейший интерес. Вдруг сейчас Олоннэ скажет, что ему опостылело это путешествие черт знает куда, и он прикажет поворачивать.
Капитан уловил настроение Ибервиля:
— Нет, зря надеешься. Сейчас мы полезем в эту горловину. И только вперед.
Глава шестая
Когда солнце поднялось в зенит, продвижение остановилось. Корсары расползлись меж камней в поисках затененных мест. Кто-то отправился на поиски воды, кто-то — на охоту, дичи вокруг было полно. Возможность добывать в изобилии свежее мясо отчасти облегчало корсарам тяготы экспедиции.
Олоннэ на месте не сиделось. Взяв с собой Беттегу, еще двоих корсаров и старого проводника, он отправился вперед, на разведку. О своих неприятных предчувствиях он никому, кроме Ибервиля, не рассказывал, дабы не посеять в рядах своей армии панические настроения.
Отойдя от корсарской стоянки ярдов на триста, капитан указал на толстое сухое дерево, переломленное посередине давнишней бурей. Оно представляло собой естественный наблюдательный пункт в силу того, что не загораживало обозрение листвой своей кроны.