Паруса в океане
Шрифт:
— Отпустите его, отпустите, — бегал вокруг них Мекал, — фараон требует нового адмирала. Он ждет!
— Подумать только, царь Египта решил подождать, — съязвил Саркатр, настраивая систр.
— Хоть сейчас не задирай владык, — напутствовал Ахтой, — помни, она тебя ждет.
Астарт встретился глазами с сияющей Ларит.
— Эред! Пойдешь со мной.
— Что ты задумал? — ужаснулась женщина.
Недоумевающий Эред шел за другом, придерживая широкий зазубренный меч.
— Смотри! — Астарт кивнул на неподвижную шеренгу медных начищенных доспехов. — Господа страдиоты делают вид, что впервые видят нас.
Гвардейцев сменили шеренги государственных чиновников, иностранных послов, именитых гостей, просителей, жрецов и придворных завсегдатаев.
Агенор с адмиральским жезлом под мышкой почтительно разговаривал с долговязым тощим Петосирисом. Верховный жрец еще больше постарел и приобрел сутулость. Раздобревший и оплывший Навкрат в неизменном киренском панцире и болезненно-бледный принц Псаметик стояли в свите за спинкой трона, сверкающего всеми оттенками кованого золота.
Фараон выглядел больным и беспомощным. Казалось, его вот-вот сломит тяжесть двойной золотой короны, увенчанной золотым же урием. От прежнего Нехо остался лишь голос — властный, твердый, не поддающийся старости. Царь Египта вел неторопливую беседу с чернобородым моложавым греком, который держался с непривычным для простого смертного достоинства и серьезностью.
Шепот восхищения пронесся по тронному залу и утонул в дальних его закоулках: на вопрос фараона о самом мудром судье на свете грек ответил время.
— Где я видел твое лицо, фенеху! — Петосирис наморщил лоб, разглядывая подслеповатыми глазами Астарта.
Тирянин отвесил церемонный кивок и ответил уклончиво:
— Мир велик, мудрейший жрец.
Агенор, пытливо глядя в глаза Астарту, протянул второй жезл и папирус, удостоверяющий, что Астарт из Тира — адмирал Египта милостью царя Египта.
Церемонимейстер подтолкнул Астарта. Тирянин подошел к нижней ступеньке трона и, не замечая несущееся со всех сторон "приложись к туфле", произнес:
— Приветствую тебя, Великий царь, которого весь Ханаан величает "адон малаким" — "господин царей". Приветствую и желаю вечности и всех благ стране, приютившей нас.
На этом церемония окончилась. Астарту полагалось удалиться.
— Великий царь! Я осмелюсь просить… — Фараон с интересом разглядывал бородатого наглеца, Петосирис вытянул шею, церемонимейстер зарыдал в парик.
— Великая честь быть твоим адмиралом, поэтому прикажи заменить в красном папирусе имя «Астарт» на более достойное — «Эред».
Эред растерялся. Он беспомощно смотрел на Астарта, ничего не понимая. Агенор разглядывал изображения богов на потолке.
— Обогнувший Ливию? Разве тот, за кого просишь, был помощником кормчего или кормчий?
— Эред искусный мореход и искусный боец, способный водить флот, не только бирему. Адмирал Агенор тому свидетель.
— Не гнушаешься ли моим даром?
— О нет, Великий царь! Твоя милость должна осчастливить достойного.
— Адмирал Агенор! Достоин ли, как его… Эред, быть тебе равным?
— Во многом он превосходит меня, Великий царь.
— Да будет так. Начальник писцов, исправить папирус! Но скажи, фенеху, что ты требуешь взамен?
— Не оставь в беде, Повелитель, семьи тех, кто повернул вспять.
— Нет! — Фараон топнул, не считая нужным сдерживать свой гнев. — Вы сговорились? Агенор просил о том же. Те люди осмелились нарушить мой приказ. Так пусть будут их семьи нищими.
Фараон резко поднялся. Прием закончился.
Изумлению мореходов не было границ, когда они увидели адмиральский жезл в руках ошалевшего Эреда.
— Слава обоим адмиралам! — крикнул Астарт.
— Слава! — нестройно заорали мореходы, успевшие на радостях накачаться вином.
— Как предчувствовала… — Ларит несколько обиделась. — Не глупо ли это, Астарт?
— Ахтой засмеялся:
— Он вечно останется дерзким мальчишкой. Да разве может Астарт принять милость из рук тех, кого ненавидит?
— Люди заставили поверить Эреда, что он раб и рожден навсегда быть рабом… — сказал Астарт Ахтою. — Вот, может быть, единственный случай, когда люди же заставят его поверить, что он ничем не хуже других, что может быть даже господином.
— Но самый большой раб — это и есть господин, — пробормотал Ахтой, но никому не было дела до его неуместных, навевающих тоску, изречений.
Астарт уселся на борт.
— Так знаете, почему все прошло гладко, почему их не убило то, что Сияющий Ра бегает по небосводу, как свихнувшийся от молитв жрец? Тщеславие тому причиной. Владыка Египта до смерти рад, что Ливия, как предсказывали его ученые советники, омывается со всех сторон морями. Ему выгодно не сомневаться в том, что мы обогнули Ливию. Теперь весь мир будет знать о пророческом даре фараона.
— Всего лишь символическая победа. — Агенор смотрел на пристань, постукивая сверкающим жезлом по борту.
— Почему же? — возразил Ахтой. — Мы указали дорогу в Аден узкоглазым пришельцам и зинджам Красного острова. Проложили Карфагену дорогу на юг, к Колеснице Богов и дальше. Кое-что дали диким ливийцам и кое-что переняли у них. Вырвали у арабов "отметный ветер". Открыли новые земли. А самое главное — опрокинули веру в вечную дорогу солнца.
— В вечную дорогу Ра будут верить, как и прежде, — ответил адмирал, а все остальное лет через пять обратится в дикую легенду, ведь ни один купец Большого Хапи не отважится закрепить наши открытия. Чужих купцов на юг не допустит фараон. Земли открываются для войн и торговли. Но египетский купец не созрел для освоения столь отдаленных берегов.
Приближался момент расставания. Ахтой спешил в Мемфис, новым адмиралам и мореходам было предписано явиться в Левкос-Лимен — там назревала очередная стычка с воинствующими и непокорными набатеями.
Астарт и Ларит решили вернуться в Финикию. Они не могли не вернуться туда: в Азии шла война, вавилоняне взяли Сидон, много городов и поселков побережья, осадили Тир. Во всех корчмах Египта только и говорили о гибнущей Финикии, о грозном царе Навуходоносоре, давшем клятву завладеть Тиром, даже если ему придется простоять у его стен до конца дней своих. [5]
5
Тир будет взят после тринадцатилетней осады