Парящий дракон. Том 2
Шрифт:
– Может, я не так спрашиваю? Как мне спросить, чтобы ты понял? – произнес Грем с отчаянием в голосе.
– Я понимаю, – ответил парень, – я понимаю, что вы хотите знать. Это то самое, что он ни за что не хотел бы, чтобы я рассказывал. Но я расскажу. Только вам расскажу.
Однажды я услыхал ужасный звук. Я заглянул в рубку и не мог поверить своим глазам. Рубка была наполнена мухами.
Тысячи, нет, миллионы мух. И в то же время я каким-то образом знал, что на самом деле их там не было. Он ударил меня, потому что понял, что я увидел их. Ему нравилось избивать меня, – эту последнюю
– Ох, – только и мог сказать Грем.
– Других парней он брал к себе домой. Я не знаю, что он там еще с ними делал, но он брал их к себе домой. И никто даже не замечал.
– Не замечал?
– Они все якобы отправились в другие штаты искать работу. Но я так думаю, что больше их никто не видел.
– О Бог ты мой! – До Грема наконец дошло.
– Никто их больше не видел, – засмеялся Пит Буресс, – и никого это не заботит. Они ведь просто никто и ничто.
Так что я ушел от него и сбежал сюда, на болота. С того дня я никогда не видел прекрасного мистера Крелла.
Кокетство – это было кокетство.
Грем встал, узнав одновременно и больше, и меньше того, на что рассчитывал. Пробормотал общепринятые, не соответствующие его паническому состоянию слова прощания и вышел. Пробираясь через болото, он чувствовал на спине взгляд Пита Буресса, стоявшего у двери покосившейся хижины. Какие чувства выражал этот взгляд – этого Грем сказать не мог.
4
Дома Грем принял ванну. Он долго лежал в теплой воде.
Ему казалось, что грязь лачуги Пита Буресса въелась в кожу.
И он тер себя губкой до тех пор, пока ему не показалось, что он заблестел. Никогда прежде Грем не испытывал морального отвращения, и никогда прежде он не встречал на своем пути деградировавших людей. А Пит Буресс был несомненно деградировавшей личностью, и виноват в этом Бейтс Крелл. У Грема появилось чувство, что он заглянул в глубокий колодец, – еще один шаг, и он может упасть в него. Но он спасся.
Очень может быть, что это и явилось причиной ночных кошмаров. Три ночи Грем провел в лихорадочном беспокойстве. Ему снилось, что он спит в гробу в обитой черным бархатом комнате. Лицо, руки запачканы чем-то красным.
Его охватило желание лететь. Выбраться из этого черного гроба и лететь, лететь в черном ночном небе. В следующие две ночи сны изменились. Он видел себя спящим возле колодца в дремучем лесу. Он заметался и застонал во сне. На дне колодца жило что-то страшное, чудовищное. Кто-то, кого он не знал, взывал к нему оттуда. Но он не мог заглянуть туда – он бы не вынес, если бы подобрался к краю и заглянул внутрь.
Утром Грем просыпался с отчетливым ощущением, что ему надо вспомнить что-то давно прошедшее, заглянуть в какие-то далекие времена. Он разговаривал с родителями, смотрел в их милые, добрые, ничего не подозревавшие лица и чувствовал, что если немедленно не убежит, то сейчас же заплачет. И он убежал. Закрылся в своей комнате. Он был вежлив с ними, когда они подходили к его двери, но из комнаты не выходил. Если они оставляли у дверей еду, то он ел.
Если нет – нет. Очень скоро он ощутил, как несчастны родители, как бьются о дверь их невысказанные вопросы. Период сумасшествия, период расстройства длился четыре дня.
На пятый Грем проснулся с ощущением резкой слабости, но он зато снова стал самим собой. Две ночи он уже спал без кошмаров, и исчезло ощущение невероятной удрученности, которая, казалось, навсегда поселилась в сознании.
Он спустился к завтраку и попросил у родителей прощения. Он попытался объяснить свое поведение тем, что просто слишком усердно работал над книжкой. Но как только с завтраком было покончено, им снова овладела навязчивая идея – он отправился на Гринбанк-роад, пересек мост, свернул на Риверфронт-авеню и оказался на пристани.
"Каприз" стоял у причала, чего Грем не ожидал. Бейтс Крелл в комбинезоне и синей вязаной шапочке расхаживал по палубе между разбросанными рыболовными сетями, постепенно подтаскивая их ближе к корме. При виде Крепла Грем ощутил инстинктивный, беспричинный, сжимающий сердце страх. Он вспомнил о тех трех или четырех пареньках, которых Крелл приглашал домой и которые впоследствии бесследно исчезли. Грем не мог оторвать от Крелла взгляд и вместе с тем ни за что на свете не хотел бы, чтобы тот его увидел. Он медленно пошел назад, пока не оказался в узком проходе между рыбным базаром и "Блю-Терн". Здесь Грем и спрятался, осторожно наблюдая за тем, как Крелл возится со снастями. Мир не содрогался, река не пылала. Никаких признаков сверхъестественного. Крупный мужчина в синей вязаной шапочке, набычившись, швырял кипы сетей на палубу судна. Грем словно загипнотизированный наблюдал за происходящим. Лицо Крелла было бесстрастным и невыразительным, не более того.
Внезапно Грем обнаружил, что задыхается, хватая ртом воздух и делая частые быстрые вдохи. Маленький человечек вышел из "Блю-Терн" и с изумлением посмотрел на него, после чего ушел по направлению к причалу. Это был тот самый тощий рыбак, рассказавший о Пите Бурессе. У Грема екнуло сердце, когда он увидел, как рыбак подходит к заметно уменьшившейся кипе сетей. Человечек кивнул в направлении Грема, и Крелл приостановился. Рыбак явно что-то рассказал ему и теперь удалялся, лавируя между причалами. Крелл прекратил работу. Он стоял, опустив голову на грудь, руки в карманах комбинезона.
– Уходи, уходи отсюда, – говорил себе Грем, – он уже знает.
Крелл повернулся, поднял голову и как будто пригвоздил Грема взглядом к стене "Блю-Терн".
Грем выпрямился. Хоть он и был панически напуган, но тем не менее не мог не признать, что в обычной ситуации этот немного театральный прием был бы просто забавным.
Крелл криво улыбнулся и шагнул в сторону Грема, двинувшегося из узкого прохода ему навстречу. Они стояли в нескольких дюймах друг от друга, и Грем чувствовал исходивший от Крелла запах рыбы и пота. Они были примерно одинакового роста, и серые мутные глаза рыбака смотрели прямо в глаза Грема. В них светилось удивительное выражение сдерживаемого веселья; через несколько секунд Грем не мог понять, как они могли показаться ему серыми. И если сначала Грем ощущал угрозу, исходившую от этого человека, то чувство, охватившее его теперь, нельзя было назвать ничем иным, кроме как очарованием.