Parzival
Шрифт:
Он будет лишь тогда здоров,
Когда вопрос, исполнясь ласки,
Задаст приезжий без подсказки
И чьих-то просьб, а целиком
Лишь состраданием влеком!..
Тогда с одра Анфортас встанет...
И... королем быть перестанет.
Грядут иные времена!
Так возвещали письмена..."
. . . . . . . . .
Здесь прервана была беседа
Во имя скудного обеда.
Полакомился наш герой
Кореньями, травой сырой.
Сии
Казались лучших лакомств слаще...
И, старцу прямо в очи глядя,
Герой Парцифаль сказал: "О дядя,
Безгрешной Герцелойды брат!
Я беспредельно виноват!
Нет глупости моей прощенья!
Так воскипи от возмущенья,
Узнав, что твой родной племянник
И есть тот неизвестный странник,
Что в дом к Анфортасу проник
И тут же прикусил язык...
Задать вопрос я не решился
Не оттого, что устрашился,
Да и совсем не оттого,
Что не было мне жаль его.
О нет! Молчать меня заставил
Свод рыцарских старинных правил.
Так дурь сковала мне уста..."
"Ты словно снял меня с креста,
И я как будто ожил снова!
Племянник! Умысла дурного
Поступок твой не содержал.
Ты – Юности принадлежал:
Еще не наступила Зрелость...
Но Честность ты явил и Смелость,
Сумев к Анфортасу попасть...
Могу ли я тебя проклясть?!
Еще не раз ты ошибешься, -
Но верю: своего добьешься.
Сегодня ль, завтра, через год, -
Тебя всевышний приведет
К избранной тобою цели.
И что упущено доселе,
Ты наверстаешь все равно!..
Так в небесах предрешено!.."
. . . . . . . . .
. . . . . . . . .
Они беседу продолжали...
О братстве рыцарей Грааля
Теперь завел отшельник речь...
Земной любовью пренебречь
Обязаны Грааля слуги.
Ни у кого здесь нет супруги
(О том и помышлять грешно!),
Лишь королю разрешено
Вступать однажды в брак законный,
Христовой верой освященный,
И тем из братьев, коим дан
Приказ в какой-нибудь из стран,
Где нет монарха, по закону
Державную надеть корону...
Храмовники, прибегнув к силе,
Спасенье людям приносили.
Им запрещалось воевать,
Чтоб просто славу добывать...
"Я в юности (признаюсь в этом)
Строжайшим пренебрег запретом:
Не столько спасеньем души дорожил,
Сколько даме одной служил,
Дойдя до умопомраченья
В порыве юношеского увлеченья.
Был умереть за нее готов,
Искал турниров и боев.
Тогда мне было все едино:
Язычника
Или кого еще сразить, -
Только бы даму мою поразить
Отвагою непостижимой!
Я дрался словно одержимый.
С кем только я не воевал!
Три части света я повидал:
Европу, Африку и Азию,
Считая: "Нет голубоглазее
Моей восхитительной госпожи!.."
О, за какие рубежи
Меня несли Амура крылья!..
В Багдаде, помню, нет, в Севилье
Сдружился я с одним бойцом,
Который был твоим отцом, -
С анжуйцем славным, Гамуретом!..
И посейчас скорблю об этом,
Что он направился в Багдад
И так и не пришел назад...
О, рыцарь, полный благородства!..
Однажды он заметил сходство
Меж Герцелойдою и мной:
"В родстве ли ты с моей женой?
Не брат ли ты ей, признавайся!.."
Ну, как тут быть? Не сомневайся,
В конце концов пришлось сказать.
Что та, кого зовешь ты «мать», -
Сестра моя родная...
И твой родитель, вспоминаю,
Мне дивный камень подарил,
Из коего я смастерил
Тобою виденную раку...
Упомянуть пора, однако,
Про двадцать пять граальских дев
Из них воспитывают королев
Для самых знатных и достойных
Владык, прославившихся в войнах
Под знаком нашего креста
Во имя господа Христа...
И вот Кастис, один из них,
Был матери твоей жених.
Благоговением охвачен,
Он был Граалем предназначен
Супругом стать сестры моей
И преподнес в подарок ей
Норгальс, Валезию!.. Два царства!..
Но вот оно, судьбы коварство,
Еще жениться не успев
На лучшей из граальских дев,
Кастис погиб от старой раны...
И города его и страны
Сестра в наследство получила...
Да... Так судьба их разлучила,
Чтоб Герцелойде наконец
В мужья достался твой отец,
Что был прославлен повсеместно...
Мнишь, все тебе теперь известно?
Увы, мой друг, пока что – нет...
В оруженосцы Гамурет
Мне отдал племянника своего:
Красный Итер звали его!..
В Кукумберлендии он родился!..
Теперь не без ужаса ты убедился,
Что родич был тобою убит!..
И пусть урок сей не будет забыт!..
...Все это так... Но, каясь истово,
Избавишься ты от нечистого
И к Богу обратишь свой взор
Не так, как бывало до сих пор...
В двух, разум жгущих, сердце рвущих
В двух тяжких, к небу вопиющих,