Пастор
Шрифт:
Потому что прямо сейчас мне это необходимо. Её слова проникли в мою голову и останутся там навечно.
— Полагаю, Стерлинг был прав. Я шлюха, разве не так? У меня было отличное будущее и много трофеев, моя семья богата, но это не меняет того, кто я внутри. В глубине души я всегда знала, что Стерлинг меня не любит, но была готова принять секс вместо любви, потому что мне хотелось романтики, и какая женщина так рассуждает, Отец? Я просто предпочла секс вместо любви, чем вообще не иметь его? И что мне делать теперь? Как мне справиться с этим стыдом, зная о том, кто я на самом деле?
Стыд.
— Бог создал нас с сексуальными желаниями, Поппи, — успокаивал я её. Но с моим сдавленным голосом и еле сдерживаемым дыханием слова звучали угрожающими. Словно тёмная непосредственная угроза.
— Тогда Он сделал меня слишком сексуальной, — прошептала она. — И даже сейчас я…
Она остановилась.
— И даже сейчас что? — на этот раз голос получился не таким угрожающим.
Я слышал, как она поёрзала на стуле.
— Мне пора, — ответила Поппи.
Я услышал, как она подобрала свою сумочку и направилась к выходу, но, прежде чем она успела выйти, её ожидал сюрприз в виде меня. Я прижал её к двери, положив по обе стороны от неё свои руки, таким образом беря в плен (что, чёрт бы меня побрал, я делаю?). Да, блокирую её побег, потому что я должен знать, должен знать, что она собиралась сказать, и, если не узнаю, точно сойду с ума.
Она подняла свой взгляд на меня, нависшего над ней, и её ореховые глаза расширились от удивления.
— Ох, — выдохнула она. Какое-то время мы так и смотрели друг на друга.
Это могло закончиться прямо там. Могло бы даже с её красной помадой, с этими игривыми чёртиками во взгляде, тугими сосками-пуговками, которые хорошо проглядывались через белую блузку. Даже с моими широкими плечами, прижимающими её к двери, даже со всплеском силы, удовлетворения и похоти, исходящих от первобытной и доминирующей позиции моего тела напротив женщины.
Могло бы, клянусь вам.
Но затем она прикусила свою нижнюю губу, эти слегка увеличенные зубки впились в плоть кроваво-красного цвета, а потом Поппи сжала свои бёдра вместе, и небольшой стон вырвался из её горла.
В этот момент я перестал видеть перед собой кающуюся женщину.
Я перестал видеть дитя Божье.
Я перестал видеть потерянную овечку, так нуждавшуюся в пастухе.
Я видел женщину в нужде — зрелой, восхитительной нужде.
Я сделал шаг назад, глубоко вздохнув, ведь некоторая часть моей совести всё же продолжала бороться, а она сделала шаг навстречу мне, всё ещё смотря в мои глаза. Я позволил ей пройти мимо меня, но не потому, что мне хотелось её отпустить или не доводить начатое до конца. Нет, всё это было из-за того, что я давал ей последний шанс на бегство, и, если она его не использует, да поможет ей Иисус, ибо я собираюсь коснуться, попробовать и трахнуть её прямо сейчас.
Она сделала несколько шагов назад, пока не упёрлась в кабинетный рояль, который был установлен чуть
— Повернись, — скомандовал я, и, блядь, она выполнила приказ мгновенно, повернувшись и положив руки на чёрное дерево. Она всё ещё держала бёдра вместе, когда я достиг фортепиано и встал прямо позади неё. Провёл указательным пальцем вдоль её рук, прикасаясь к бархатистой коже. — Теперь скажи мне то, о чём не сказала ранее? — попросил её тихим голосом. — И помни, ложь — это грех.
Она вздрогнула.
— Я не могу сказать этого. Не здесь. Не тебе.
Моя рука переместилась на плечи Поппи. Её волосы были заколоты в пучок, обнажая шею цвета слоновой кожи, и я ласкал её сейчас, желая поглотить каждое содрогание и каждый неровный вздох. А затем надавил ладонью ей на спину, прижимая лицом к блестящему дереву. Она была такой миниатюрной, что даже каблуки не помогли, поэтому ей пришлось встать на цыпочки.
На ней была юбка-карандаш, и, как только Поппи наклонилась, разрез поднялся достаточно высоко, чтобы выставить розовый проблеск её плоти.
— Поппи, — сказал я угрожающе, — ты что, пришла сюда без нижнего белья? — моя ладонь всё ещё лежала на её спине, а пальцы упирались в шею, и она кивнула. — Ты сделала это нарочно?
Пауза. Затем ещё кивок.
Звук шлепка пронёсся эхом по всему святилищу, и она подскочила, когда моя рука встретилась с её кожей. Затем Поппи застонала и толкнула свою попку назад.
Но на этот раз я не шлёпнул её, только Господу известно, как мне хотелось это проделать с ней снова. Вместо этого провёл рукой от плеча к её бёдрам, по пути задевая грудь, которой она прижималась к роялю, глубину талии и наконец-таки выпуклость попки. А затем я повторил то же действие, только уже с помощью обеих рук, которые в конечном итоге залезли под подол её юбки, задирая его вверх к талии.
Я опустился на колени, разведя её ноги в стороны. Моему взору открылся прекрасный вид на её влагалище.
— Мой маленький ягнёнок, — прошептал я. — Ты очень, очень мокрая прямо сейчас.
Её влажность так прекрасно блестела на киске. Щёлка была не просто влажной — она, мать твою, дрожала — розовая, нежная и дрожащая прямо перед моим лицом.
Я вцепился своими руками в её попку, разведя эти смачные дольки ещё больше, и наклонился вперёд так, что моё дыхание щекотало её чувствительную плоть.
Она всхлипнула.
— Это так неправильно, — сказал я, придвигая свой рот ближе. Я мог учуять её запах, она была как небеса, мыло, кожа и деликатный женский аромат, который жаждал каждый мужчина. — Только раз, — пробубнил я, убеждая больше себя, нежели её. — Бог ведь не накажет меня за одну маленькую пробу.