Пастух для крокодилов
Шрифт:
Нет, не всё! Тревога вернулась! Та самая, из подкорки, неотвязная как зубная боль.
А еще рядом не обнаружилось Киры.
Матюкнувшись беззвучно, прополз к выходу, мимо дрыхнущего Суханова, и сразу ее увидел. Теперь только додумался глянуть на часы - половина первого. Самый что ни на есть разгар "детского" времени! Дождь за пару часов успел стихнуть, луна мелькает среди туч, заливая всё белизной. Кира сидит себе в нескольких метрах, в тени, но все равно очень различима. Карабин на коленях, поза расслаблена, а глаза закрыты, кажется. Разнежилась, будто в российском бору,
И тут Богдан, вдруг, понял. Соединил разрозненные, мелькавшие на околице сознания вопросы и ответы, детали увиденные, но сразу не отмеченные. Старые отпечатки армейских ботинок у родника. Стрелки. Скелет. Берет, наконец, коему при здешней погоде давно пора сгнить начисто, вместе с плотью, а он почти целехонек. Берет, натянутый ПОВЕРХ ГОЛОГО ЧЕРЕПА!
Выругавшись еще раз, пополз к задней стенке шалаша. Перерезал несколько прутьев, образующих каркас, жерди раздвинулись, листья банановые сместил вправо-влево. Дыра образовалась. Запасной выход, скрытый кустами и абсолютно со стороны поляны не видимый. Тянет из дыры промозглой сыростью, лезть туда неохота, но надо. Если не мы - то кто?!
Вздохнул Богдан, прощаясь с уютом, комфортом и теплом, голова пролезла в дыру, подтянулся, выполз аккуратно. Трава и кусты, разумеется, встретили ливнем, комбинезон моментально промок. Одолеть по-пластунски еще пару метров, дабы Кира оказалась в зоне видимости, замереть. Вот так. Про пистолет сейчас и думать не надо, а вот мачете свое Богдан вытащил. Положил под правую руку, на случай ближнего боя. Поразмыслив, провел еще раз по ножнам, пальцы вытянули из кармашка "Осу" - второй нож, метательный, длиною в ладонь. Штуковина из комплекта "Бобра", начиненного сюрпризами, как всякая спецназовская игрушка. Теперь подождем.
Есть такой способ охоты - с чучелами. Прячется стрелок в зарослях, выпускает на воду резиновых уток и замирает. Пролетающая фауна делает вывод, что охотника рядом в помине нет. Почему? Да потому, что соплеменницы на воде наглядно об этом свидетельствуют! Теперь вопрос на засыпку: о чем, скажите, должен свидетельствовать скелет в коричневом, умеренно истлевшем берете? Не о том ли, что не было тут давным-давно ни карателей, коллег покойного, ни других государевых людей? Не знают, мол, люди государевы про это местечко, а потому мятежникам и смутьянам можно разбить тут лагерь и расслабиться. Как та утка под нацеленным стволом!
Может, и бред, притянутый за уши, но тут уж Богдан решил перестраховаться. Досидеть до утра, вздохнуть с облегчением, обозвать себя дураком и паникером. Головокружение от недосыпа будет потом, когда рванут они на всех парах отсюда подальше. Перетерпишь, не помрешь!
Примерно через полчаса, Богдан понял, что засыпает, несмотря на сырость и окрестные шорохи. Подумал о таблетке фенамина из своих запасов - вредная штука, но сутки без сна продержишься запросто, а то и двое. Еще подумал, что совсем скоро напарница пойдет сменяться, и всей силы его убеждения вряд ли хватит, чтобы сунуть ее не в шалаш, а в эти вот кусты, часовым-дублером. Да и фенамин она есть не станет, умная девочка, здоровье бережет
На этой мысли Богдан клюнул носом, в который раз уже, тяжелые веки с трудом разлепились, огляделся тупо. И почувствовал, вдруг, как уходят куда-то сон и усталость, изгнанные сильнейшим естественным стимулятором - адреналином.
Куст движется!
Разлапистая, широкая тень, непохожая на ползущего зверя, но и с человеком ничего общего. Куст. Отделился неслышно от зарослей, сместился вперед на пару метров, замер. Еще сместился. Кира, что-то почуяв, вскинула голову, но опасности не заметила. Пересела, на всякий пожарный, ближе к шалашу, не подозревая, что тем самым приблизилась к ЭТОМУ, затаившемуся. И к Богдану приблизилась тоже. Куст, постояв неподвижно, как и положено древесной поросли, ожил вновь, еще полметра преодолел. Застыл.
В принципе, приступать к делу можно и сейчас, да больно уж позиция неудобная. Далековато. Еще бы пару метров...
Куст сорвался, вдруг, с места, понесся к сидящей Кире, вытягивая лохматые отростки - и все это в полной тишине! За секунду до контакта девушка обернулась, но вскочить не смогла, лишь вскрикнула сдавленно. Пропела в воздухе "Оса", угодив точнехонько посередине древесной поросли. Вздрогнула поросль, остановилась, а вскочившая-таки Кира нанесла по "кусту" три мощных и ненужных уже удара. Марафет навела, так сказать...
Потом был разбор полетов - с участием Суханова, заспанного и ошеломленного. Стояли кружком и рассматривали, соображая, как жить дальше.
– Похоже, он еще и не местный?
– Возможно.
Как и следовало ожидать, "куст" оказался человеком в маскхалате типа "леший": множество тряпочек и натыканных веток. Экипировка наблюдателя или снайпера, обреченного часами сидеть в древесной кроне. Что настораживало, так это физиономия погибшего - самая, что ни на есть европейская харя, отчетливо различимая под слоем краски.
– Ясно, что не местный, вот только чей именно?
– распоров горловину маскхалата, Богдан пошарил у покойника за пазухой, хмыкнул разочарованно: жетона нема. Нонсенс для вооруженных сил НАТО. Отсюда вывод: либо данный конкретный "человек-куст" находится тут на нелегальном положении, либо наемник он. Банальный солдат удачи, занесенный, невесть какими ветрами, к генералу Пхай Гонгу. В партизанах сей субъект вряд ли состоит, хотя и тут возможно всякое.
– А я еще вчера подумал, что дело нечисто, - сказал Богуславский назидательно, продолжая обыск.
– С собачками этими... Ну какой дурак будет пускать ищеек после двух солдатских цепей, когда всё давно затоптано?
– И какой же?
– вскинул брови Суханов, а Богдан энергично покачал головой:
– Не-ет, это был умный человек! Умный и рациональный. Решил поберечь собачек, потому что в них первые пули полетят. А жизнь дрессированного зверя в Азии всегда ценилась дороже человеческой.
– Но какой тогда смысл?
– Псов взяли для психологического эффекта, а у солдат была цель нас шугануть. Предполагалось, что от облавы мы уйдем, ощутим себя хитрыми и ловкими, расслабимся. Устанем, опять же, после долгого перехода.