Пастух Земли
Шрифт:
Юго-восточное побережье Анатолии, Питура. 2005 год до н. э.
В последнюю свою ночь в доме Аказази Бхулак проснулся от духоты и слишком уж усилившегося стрёкота сверчков. И тут же очутился в потайной комнате своего разума — Поводырь желал говорить с ним.
Бхулак насторожился, увидев, что на сей раз тот принял вид его матери. Спустя тысячелетия он помнил её именно такой: смуглой, но светлоглазой, статной и крутобёдрой, в шерстяной юбке выше колен и кожаном лифе с узорами, в расшитых мелкими ракушками мокасинах с гетрами. На стройной шее — ожерелье из
Поводырь иногда принимал такой вид, когда разговор обещал быть непростым — как и отношения Бхулака с породившей его женщиной.
— Ты должен приготовиться, — голос, воспроизводимый сознанием Бхулака, был мелодичен, подобно журчанию ручейка в летний день, но проскальзывали в нём и жесткие нотки. — Сейчас я перенесу тебя к цели твоего пути.
— Но ведь я должен идти туда сам… — начал Бхулак.
— План изменился, когда тебя смыло за борт и ты оказался в этой точке, — безапелляционно заявила машина в образе дамы. — Теперь наиболее рациональное решение — перенести тебя к конечной цели.
— Нет, — твёрдо сказал Бхулак, и женщина, кажется, оторопела. Хотя, вероятно, это была иллюзия.
— Ты снова оспариваешь мои распоряжения?
— Ты не всё учёл, — бросил Бхулак.
— Это невозможно, — тут же ответила она, довольно сердито — Поводырь идеально копировал манеру прототипа своего облика.
— Сначала мне нужно посетить Жилища Бога, — продолжил гнуть свою линию Бхулак. — Это не так уж далеко отсюда, я легко доберусь своим ходом.
— Зачем тебе туда нужно?
— У меня почти не осталось серебра, а мне нужна пища, разные вещи, и может понадобиться привлечь с себе людей с помощью богатства…
— Я знаю, какими способами люди обеспечивают свою социальную функциональность, — кивнул Поводырь. — Но почему тебе нужно именно в пункт, который ты называешь Жилища Бога?
— Когда я привёл и утвердил народ в этой стране и ты велел мне идти в другое место, я спрятал там много добра. Золота тоже. Я заберу его — оно даже лучше серебра.
Поводырь секунду молчал, затем сказал
— Этот факт не зафиксирован в моих файлах. Почему?
— А разве нужно было тебе говорить о нём? — с простодушным видом спросил Бхулак.
— Я должен знать всё, что с тобой происходит.
— Даже когда я посещаю нужник? — Бхулак чуть не добавил «мама», но вовремя сдержался.
Он сам не понимал, почему так злится. Раньше в его отношениях с Поводырём, конечно, бывали трудности, но они никогда не возникали буквально на пустом месте, как теперь.
— Нет, данная информация мне не требуется, — покачала головой дама с таким важным видом, что Бхулак, едва удержался от смеха. — Но факт сокрытия тобой материальных средств не равен эпизодам твоего метаболизма.
— Хорошо, — решил больше не дерзить Бхулак, — то, что я не сказал тебе — моя ошибка. Но мне всё равно нужно сейчас это золото.
— Допускаю, — кивнула женщина. — И это всё?
— Нет, — покачал головой Бхулак. — Ещё я просто хочу побывать там.
— Почему ты имеешь такое желание?
— Это моя родина — вся эта страна. А Жилища Бога — очень важное её место. И я очень давно не был там…
— Я не понимаю, — надменно произнесла женщина, — полагаю, это относится к алогичной составляющей человеческой программы. Я признаю её необходимость как информационного предохранителя, но считаю, что у людей она занимает слишком большое место в сознании.
— Такие уж мы есть, — развёл руками Бхулак.
Поводырь опять замолк, теперь это продлилось дольше — около минуты. Потом заговорил.
— Предложение приемлемо. Я рассчитал вероятности нового варианта маршрута с учётом твоих потребностей. На финальную часть с вероятностью в восемьдесят восемь целых шесть сотых процента придётся кризис, связанный с местным населением.
Бхулак пожал плечами — кризисы были в его жизни делом рядовым.
— Я отправлюсь на заре… мать Ерати, — сказал он и тут же провалился в глубокий сон.
Происхождение Пастуха
Южная Анатолия, Аратта. 5681 год до н. э.
— Я виноват, мать Ерати.
Юный пастух стоял перед матерью на коленях, склонив голову с буйной рыжей шевелюрой.
«Совсем как у его отца, — подумала Ерати. — Таур, Таур, зачем ты меня оставил?!»
Взгляд её упал на покрытый извёсткой пол, под которым покоились кости её мужа и двух сыновей, и печаль вдруг сменилась злостью на оставшегося сына. Слова полетели из её рта, словно ядовитые стрелы:
— Как у тебя язык повернулся сказать мне такое! Ты не смеешь уйти из моего дома! Ты не смеешь уйти из Аратты!
Её захотелось изо всей силы ударить Ойно по огненной голове, она даже потянулась к рукояти лежащей рядом короткой палицы с твёрдым глиняным навершием — с помощью таких булав жители посёлка частенько выясняли отношения. Но вовремя одумалась и отдёрнула руку.
— Мама, но я же вернусь, — пытался оправдаться Ойно, хоть и понимал, что это бессмысленно. — Я привезу тебе оттуда богатство…
— Не нужно мне богатство из-за западного моря! — почти взвизгнула женщина. — Мне нужен ты, здесь, дома!
— Мама, у нас всё меньше еды, скоро нам будет не хватать… — пытался достучаться до матери юноша.
— Ты скоро пройдёшь посвящение и будешь с остальными мужчинами пасти скот. И тогда у нас будет много мяса и молока, — отвечала женщина уже спокойнее.
Её злость сошла также быстро, как накатила, сменившись глухой тоской. Она вдруг вспомнила, как тесно и весело было в их доме, когда все они были вместе — Таур, она и четверо их детей. Но уже три весны миновало с тех пор, как муж и старший сын пали под рогами дикого быка — именно после этого случая старейшие окончательно запретили мужчинам охоту, которую женщины посёлка и так не одобряли. Зачем она, если в Аратте большие стада овец и коз, а вокруг — поля пшеницы и ячменя, бобов и гороха. А за блестящий чёрный камень, в изобилии предоставляемый Материнскими Грудями, можно было выменять что угодно у прибывающих со всех сторон посланцев из других краёв.