Пастух Земли
Шрифт:
Он бежал словно среди адского леса из изломанных тел, выпученных в агонии глаз, разверстых в мучительном вопле ртов. Большая часть людей на улицах уже горела — у кого-то только начинали тлеть волосы, других уже полностью охватило неподвижное пламя. Бхулак мог бы в подробностях проследить на многих телах, что происходит со сгорающим заживо человеком: как кожа высыхает, трескается и вспыхивает, как вскипает кровь, плавится и загорается жир, лопаются глаза. Раскрывались черепа, и в них зеленоватым пламенем горели мозги, плоть других людей уже прогорела и головы отваливались от тел… Серная
Даму, который один ещё оставался во дворе дома Лота, к счастью, не попал ещё под небесный огонь и не очень пострадал — у него лишь затлела одежда. Но надо было спешить: накатывающая дурнота и смертельная усталость сигнализировали Бхулаку, что скоро его время вернётся к обычному ходу. И тогда он уже не сможет сделать ничего, и, если не окажется в безопасном месте, тут и сгинет.
Подхватив врача, Бхулак побежал, уже не осторожничая. Было очевидно, что он проносится сейчас по мгновению, за которое в городе не останется ничего живого.
За время, когда он спасал Даму, положение Лотова семейства довольно сильно изменилось. Сам патриарх и дочери, кажется, уже осознали, что происходит и, судя по позам, бежали под защиту скал. А вот жена Лота как будто стала разворачиваться к долине. Бхулак едва успел поставить шумера немного впереди убегающей семьи, как истинное время вернулось. Навалившиеся одновременно страшная тяжесть, боль, грохот катастрофы, вой гибнущего города бросили его на колени. Под пламенеющей небесной бездной он дополз до случившейся поблизости узкой расщелины между камнями, рухнул туда и впал в болезненное беспамятство.
Последнее что он слышал, были слова — может, их прокричал Лот, а может, они вспыхнули в меркнущем сознании самого Бхулака:
— День Господа лютый, с гневом и пылающею яростью, чтобы сделать землю пустынею и истребить с неё грешников её!
Много дней — он не знал, сколько — прошло прежде, чем он, дрожа от слабости, спотыкаясь и падая, смог выбраться из расселины. Перед ним предстало зрелище дотла выжженной долины Сиддима, где руины домов, чёрные остовы деревьев, пеплом ставшие трупы людей и животных являли картину воплощённого ужаса. От осквернённой земли к чистым небесам поднимались столбы смрадного дыма. Гарь и сера витали в воздухе так густо, что пощипывало кожу. Бхулак молча созерцал пейзаж прогоревшей преисподней, придерживаясь за соляной столб, удивительно напоминающий человеческую фигуру. Потом повернулся и, пошатываясь, пошёл прочь. В этой жизни он никогда больше не встретился с Лотом и его семейством.
Юго-восточное побережье Анатолии, залив Мирта. 2005 год до н. э.
На ходу он тяжело, со всхлипами вбирал в себя густой солёный запах моря, пронизывающий тут всё. Ещё тут везде были застывшие брызги и клочья пены, сквозь которые ему порой приходилось буквально продираться. Иногда встречалась похожая теперь на неживой полупрозрачный цветок медуза или испуганная полуоглушённая рыба — из тех, которые не успели уйти на глубину при первых признаках бури. А один раз он наткнулся на яркую молнию и осторожно обошёл вскипевшую от удара воду. В отличие от волн, молния двигалась — медленно, но совершенно зримо, словно стекала с облаков, вознамерившись оплодотворить море смертоносной энергией.
Всё это и правда напоминало страшную ночь сто пятьдесят лет назад, когда он нёсся по улицам погибающего Содома — только теперь ему противостояла стихия не огненная, а водяная. А какая разница… И в том, и в другом случае царила непреложность некой высшей воли, противостоять которой не мог ни он, ни даже ни даже его неживой наставник. Её можно было лишь попытаться обойти — чем от теперь и занимался.
И он, и, конечно, Поводырь, и тогда, и теперь сделали всё, что от них зависело. Сто пятьдесят лет назад он по приказу Поводыря убил Фарру, отза Аврама, привел царей в Пятиградье. Потом пришёл к Лоту и обманул его, а Поводырь направил на людей свою небесную скалу. Но что произошло дальше?.. Вернее, Кто в единый миг смешал всю эту грандиозную и изощрённую игру?..
Ответ был один — кто-то более грандиозный и изощрённый, чем Поводырь, и, тем более, Бхулак.
Значит, и теперь весь тщательно разработанный план механического разума, согласно которому Бхулак должен достичь дальней отрасли своего народа и сделать так, чтобы она потерпела поражение в противостоянии с другим, неведомом народом из самых глубин земли — этот детально разработанный, расписанный по шагам план терпит крушение в самом начале своего исполнения. По вине одной бури и одной волны, нахлынувшей на корабль именно в то время и с той силой, какая была потребна…
Последние метры он преодолел уже из последних сил, по почти жидким волнам, которые медленно наползали на берег и обратно, стараясь увлечь назад вырывавшегося из-под их власти человека.
Пересекши песок пляжа, обильно усеянный выброшенными волнами медузами, водорослями, целыми и разбитыми ракушками, Бхулак добрался до линии зелени, без сил рухнул на траву, облокотился спиной на случившийся тут громадный валун и вытянул ноги. Его охватили перебивающие запах моря ароматы сосновых лесов и мирта, давшего название и этому заливу, и городу, стены которого виднелись совсем рядом. Впрочем, кажется, теперь город называется Питура.
Бхулака охватило несравненное чувство возвращения домой. Да, собственно, так оно и было. С умилением он уставился на крупного краба, который, не обращая внимания на бурю, трудолюбиво отрывал клешнями маленькие кусочки растущей на валуне водоросли, аккуратно отправляя их себе в рот.
Странник готов был просидеть так всю вечность — несмотря на избитое ноющее тело, смертельную усталость и накатывающую тьму забвения. Но дать себя ей поглотить было ещё рано — оставались дела.
«Ишваал!» — мысленно позвал он сына.
«Отец, ты жив! — даже в мыслях бравого моряка ощущалось облегчение. — Где ты? Что с тобой?»
«Всё хорошо, я на берегу. А где вы?»
«Выходим из бури. Одного матроса унесло в море, да двух гребцов задавило вёслами. Корабль потрепало, но ничего серьёзного. Сейчас я развернусь, и мы вернёмся за тобой».
«Не надо. Тут мы расстанемся. Иди до Таруиша без меня, а я продолжу свой путь отсюда».
«Хорошо, господин, благословенный Элем», — после некоторый паузы ответил тот.
«Благословен и ты, Ишваал».