Пастух Земли
Шрифт:
Да, они вовсе не походили на жалкую шайку грабителей. Напротив, почти все одеты и вооружены куда лучше, чем местные воины. Большинство защищали костяные доспехи — роговые пластины, нашитые на кожаные куртки, массивные медные защитные ожерелья, а ещё такие же поножи и наручи, и шапочки из твёрдой кожи.
Странно: Бхулаку показалось, что взгляды врагов постоянно останавливаются именно на нём — словно те его знали. Более того — один из них, одноглазый, похоже, предводитель, пристально вглядевшись в его лицо, обернулся и что-то бросил своим.
Враги — теперь ни Бхулак, ни кто-либо
Однако рассматривать всё в подробностях времени уже не оставалось — начинался бой. Воины посёлка быстро собрались и сплотились в плотную группу, выставив копья и прикрывшись сплетёнными из веток щитами. Ирги выстраивались иначе: тремя колоннам по десятку примерно человек. Впереди вставал самый хорошо защищённый и, видимо, опытный воин, он прикрывался большим щитом, выставив из-под него короткое массивное копьё. А за ним гуськом вставали другие — с длинными копьями, многие из которых имели ещё и крючья у втулки. И наконец совсем позади, рядом о освободившимися лошадьми, встал ряд стрелков — уже натягивающий луки, уже спускающий тетивы…
Стреляли они действительно отменно — хоть лесовики и прикрылись своими щитами, стрелы глубоко впивались в них. Одному молодому парню наконечник пробил держащую щит руку, он с криком уронил его и тут же упал, пронзённый ещё четырьмя-пятью стрелами.
А вот ответные стрелы отскакивали от кожаных щитов и костяных доспехов иргов. Бхулак заметил, что они используют те же стрелы, что и местные люди — с кремнёвыми наконечниками. Видимо, свои собственные растеряли в странствиях и теперь брали их у врагов. Однако против костяных доспехов такие наконечники были бесполезны.
«Надо бы из бронзы…», — подумал Бхулак, но тут ирги, ритмично издавая резкие пугающие выкрики, пошли в ближний бой.
Словно атакующие змеи, три колонны врезались в сгрудившуюся толпу, рассекая её на части. Передние воины прикрывали идущих следом, разя из-под щитов короткими копьями. Из-за их спин торчали длинные копья задних, немилосердно колющие. Копья местных были слабее, чем у пришельцев, но вот топоры, как заметил Бхулак, почти такие же — похоже, покойный медник принёс из странствий хитрости литья именно иргов. Однако плотные доспехи врагов сводили на нет мощь местного оружия — почти никто из напавших не был ранен, а вот поселковые падали один за другим.
Разбив толпу на три части, враги принялись рубить, колоть, крушить булавами.
Какой страшной глупостью было посылать против этих демонов маленький отряд юных воинов!
Печальной стала бы участь и второго отряда, не будь с ними пары гостей посёлка. Отразив щитом первый удар добравшегося до него противника, Бхулак попытался достать его копьём, но тот стоял уже слишком близко, а длинным древком орудовать неловко. Враг, между тем, размахнувшись, попытался рубануть остро заточенным ребром своего копья, тем самым подтвердив первоначальную догадку Бхулака, что странные копья иргов предназначены не только для укола.
Он отразил и этот удар, но его щит оказался частично разрублен. Отшатнувшись, Бхулак швырнул его в противника, заставив того поднять свой, чтобы защитить лицо. Потом перехватил своё древко обеими руками и ударил ирга в середину груди. И сразу понял, зачем коровьи юноши делают для своих копий настолько сильные наконечники — для таких вот доспехов. Острая бронза раздвинула роговые пластины, одну, кажется, сломала, пробила толстую поддёвку под панцирем и глубоко вошла в грудь. Схватившись обеими руками за поразившее его оружие, ирг завалился навзничь, увлекая за собой копьё Бхулака.
И тут кто-то из неприятелей зацепил его крюком и потащил вперёд. За миг до того Бхулак услышал резкий приказ предводителя иргов и понял, что он касался именно его: ломая строй, враги бросились к нему, протягивая ещё несколько копий с крючьями. Но Бхулак уже выхватил меч и перерубил древко, его захватившее. Прыжком оказавшись вплотную к противнику, который заносил топор, он всадил меч ему подмышку, схватил обмякшее тело и прикрылся им от копий остальных.
Подоспела Арэдви в образе быстрого, словно текучая вода, молодого воина. Держа в каждой руке по кинжалу, она легко скользила между врагами, делая молниеносные, обманчиво хаотичные жесты, но каждый из них заканчивался тем, что клинок находил щель в броне и впивался в тело. Где она проходила, ирги падали, словно деревянные куклы, разбрасываемые капризным ребёнком.
Воины из посёлка, только что терпящие поражение, воспряли и атаковали со всех сторон. Однако ирги ещё совсем не были сломлены. Защищались они так же, как и нападали — с безоглядной храбростью, словно вовсе не боялись смерти — но при этом очень умело. Рубящие удары их копий наносили страшные раны, правда, сами копья при этом часто гнулись на втулках, вынуждая воинов бросать их и браться за острые ножи с обратным изгибом — тоже страшное оружие.
Окинув взглядом поле боя, Бхулак понял, что его сторона едва держится — многие воины были ранены, некоторые убиты, и все страшно устали. А ирги продолжали драться столь же неустанно, словно сутью своей походили на Арэдви. Она, кстати, перетянула на себя внимание противников, и те теперь отстали от Бхулака, пытаясь повалить её — что им, конечно же, не удавалось.
А Бхулаку это дало возможность сделать то, чего он хотел уже очень давно… Он бросился в тыл к иргам, где тех уже совсем не оставалось — лишь лошади под присмотром молодого парня, почти мальчишки. Но когда Бхулак в несколько прыжков достиг его, тот повёл себя вполне достойно — атаковал, прикрывшись щитом и выставив копьё. Правда, против такого противника шансов у него не было — тот просто одной рукой перехватил копьё, отведя его от себя, а второй ударил мечом в полуприкрытое щитом лицо, попав прямо в широко открытый глаз. Лицо юноши мгновенно застыло и посерело, он мешком свалился на снег.