Пастух Земли

Виноградов Павел Владимирович

Вырвав меч, Бхулак мельком взглянул на него. Он был из тех иргов, которые не смуглы и узкоглазы. А ещё — его сыном, одним из двух или трёх среди отряда врагов…

Подавив в себе чувство вины, Бхулак схватил за повод одного из коней, который стал вырываться, тревожно ржал, пытаясь достать человека передними копытами. Но тот быстро заговорил на канувшем в небытие языке ореев, и ещё на другом языке — тоже древнего народа коневодов, стараясь успокоить животное. Как ни удивительно, это помогло — конь перестал дёргаться и стоял, словно бы прислушиваясь. Не переставая говорить, Бхулак подпрыгнул и оседлал лошадь.

Да, всё так — в последний

раз он делал это почти тысячу триста лет назад. Просто не представлялось случая, да и к Гхверу он относился больше, как к другу, чем как к живому орудию, и после его смерти ему казалось невозможным близко сойтись с другим конём. Но с тех пор, как он нёсся по ночной степи под сверкание молний и небесный грохот, в нём жил испытанный тогда восторг и желание его повторить.

В этот раз конь покорился почти сразу — кончено, побрыкался, попытался пару раз сбросить с себя всадника, но быстро понял, что тот сидит крепко и прекратил борьбу. Возможно, сыграло роль то, что он привык уже к узде, а может, кто-то из иргов и раньше пытался на него садиться.

Какая разница! Бхулак подхватил торчащее из снега копьё убитого юноши и пустил коня вскачь.

— Беги, Гхвер, беги! — вряд ли он сам понимал, что кричит на мёртвом языке эти слова — самые живые изо всех, когда-либо исходивших от людей.

Почти мгновенно они оказались среди сражающихся и буквально разметали их — и иргов, и воинов из посёлка. Бхулак вновь страшно закричал и принялся разить копьём, стараясь попасть врагам в наименее защищённые места — головы и шеи. Его появление на коне стало для них явной неожиданностью, и они впервые дрогнули — начали оттягиваться к берегу, прикрываясь от ударов щитами. Одноглазый отдавал резкие команды, стараясь, чтобы отступление не превратилось в паническое бегство. Бхулак успел рассмотреть его: невысокий, но очень подвижный, с острым хищным лицом в чёрно-белом боевом раскрасе, запачканном ещё и кровью — своей и чужой. В бою он потерял уже щит и топор, отбиваясь булавой и большим изогнутым ножом.

Бхулак поскакал к нему, нацеливаясь копьём, однако противник стоял на его пути, никуда не уходя. И лишь когда конь поскакал почти вплотную, неуловимым движением метнул нож и тут же отпрыгнул, чтобы не попасть под копыта.

Бросок стал настолько неожиданным и резким, что избегнуть его было невозможно — конь и всадник летели прямо навстречу смертоносному снаряду, который непременно по рукоять вонзится бы в грудь Бхулака. Но перед мордой коня что-то промелькнуло, и он, испугавшись, прянул в сторону, сбросив всадника на лёд.

Тот тут же вскочил на ноги, мимолётно удостоверившись, что ничего серьёзно не повредил, и увидел стоящую поодаль Арэдви с пойманным ножом в руке. Уповая, что никто из сражающихся не заметил, как волшебно удлинилась её рука, Бхулак выхватил меч и вновь кинулся к немногочисленным оставшимся на ногах противникам.

А дальше произошло нечто не менее чудесное, чем трюки Арэдви: предводитель иргов опять что-то повелительно воскликнул, и вокруг врагов возникли огромные клубы густого смрадного чёрного дыма, полностью их скрывшие. И воины посёлка, и даже Бхулак в растерянности остановились, многие стали кашлять и размахивать руками. Лишь Арэдви нырнула в это кромешное облако, но когда оно стало слегка рассеиваться, оказалось, что она стоит там одна.

— Они ушли, — констатировала машина, по обыкновению, без выражения.

— Куда? — спросил Бхулак.

— Очевидно, в лес.

Отступление врагов произошло с такой быстротой и эффектом, что воины стали делать охранные жесты от злых сил — случившееся и правда сильно напоминало колдовство. Может, таковым оно и являлось, но Бхулака интересовало другое — имеет ли смысл преследовать врага. И почти сразу понял, что нет: примерно половина его воинов ранены, многие, в том числе и предводитель отряда, погибли, а остальные измождены донельзя. Никто из них не выражал большого желания пускаться в погоню.

Да и особой необходимости добивать иргов не было — большая часть их тоже валялась на снегу убитыми или ранеными, которых воины-лесовики быстро отослали за ушедшими в страну предков соплеменниками.

Мёртвых врагов раздели догола и спустили в вырубленную тут же прорубь, своих же павших воинов в суровом молчании доставили в посёлок. Когда земля оттает после весны, их похоронят в двух братских могилах — одна только для юнцов из мужского дома. Двадцать семь тел улягутся рядом под большим курганом, окружённым деревянными изображениями богов. С павшими положат их головы и скальпы — те из них, что нашли на трупах врагов или притороченными к спинам их лошадей. А меднику положат орудия его мастерства — глиняную форму для отливки топоров, тигли, наковальню, молот и молотки из камня, чтобы и в ином мире он продолжал заниматься своим ремеслом.

Всю же собранную с врагов добычу, включая одежду, доспехи и оружие, старший жрец посёлка объявил нечистой и приказал сжечь в большом костре. Лошадей тоже хотели принести в жертву богам, но наткнулись на запрет Бхулака — после битвы никто в посёлке не смел ему перечить. Так что, когда он с Арэдви уходил из лесной страны, их сани тащили уже не волы, а два коня, одним из которых был новый Гхвер.

Да, им вновь пришлось уходить: слишком явным было желание иргов пленить Бхулака. Он не сомневался, что они знают, кто он, и ищут его, а значит, могут прийти сюда снова — с гораздо большими силами. Он не желал подвергать страшной опасности своих гостеприимных хозяев.

И вот он вновь сидел на возу, гружёном теперь едой, мехами и медными изделиями лесовиков, задумчиво рассматривая два предмета. Один из них — нож, который метнул в него вождь иргов, очень искусно сработанная вещь, рукоять которой венчала фигурка несущегося за конём лыжника. А второй — браслет из зеленоватого прозрачного камня, снятый с одного из павших врагов. Камень оказался нефритом, попавшим сюда из краёв очень дальних — Бхулак точно знал это. Он оставил себе нож и браслет, несмотря на предупреждения жреца: ему нужны были эти вещи, чтобы вспомнить. Он ведь уже видел такие — в иное время, в иной стране, где бронза и нефрит созидали и рушили царства.

25

Бронза и нефрит

Северо-восточный Китай, город Нюгуа. 2760 год до н. э.

Город-храм, раскинувшийся на холмах на огромном пространстве — молельни, капища, алтари, кладбища… В центре — храм Богини, углублённый под землю, где в таинственных полутёмных помещениях вершатся таинства, говорить о которых запрещено. Для церемоний же, что дозволено совершать явно, есть огромный круглый алтарь рядом с храмом. Он окружён гробницами великих древних правителей, их истлевшие кости под спудом каменных плит завалены драгоценным нефритом — статуэтками богов и духов, ожерельями, браслетами, дисками-би.