Пастухи чудовищ
Шрифт:
Дега уставился на меня во все глаза, несколько раз часто моргнул. И вдруг засмеялся.
– Сейчас… – проговорил он, зашарив по карманам, – сейчас, сейчас… Гляди!
Присев на корточки, он принялся выкладывать на каменный пол монастырского коридора содержимое своих карманов. Первой на пол легла тусклая металлическая пуговица с надписью: «РЖД».
– С порченого, которого ты завалил, срезал, – деловито объяснил кореш. – Успел заметить когда? Вот то-то!
Затем появилась открывалка для бутылок – стальная, кустарно сделанная, в виде голой бабы. Причем функцию открывалки явно выполняла
– Открывалку у того гаврика вытащил, – сообщил Дега, – которого мы в подъезд отволокли. Тоже не видел, когда я ему карманы чистил? Ага! А ручка – это Анны Михайловны ручка. К ней трудно было подобраться. Изловчился только тогда, когда она половинку порченого на мушке держала. А вот еще… – Он добавил к кучке пистолетный патрон. – У товарища старшего лейтенанта спер. Из нагрудного кармана. Непросто, между прочим, было. Тем более что я ему вместо этого патрона другой положил, такой же.
– Зачем? – от удивления я даже о своей беде забыл. Ну, не совсем забыл, конечно…
– Как зачем? Это ж последний патрон был. В смысле, который для себя оставляют. Такой патрон брать никак нельзя… Вот я и поменял. Его патрон взял, а свой оставил. Копу-то все равно, а я дело сделал.
– Да зачем тебе вообще понадобилось эти дела делать? Опять клептомания твоя разыгралась?
– При чем здесь?.. Я же не для наживы. А для практики. Для развития навыков. Отец Федор наставляет: используй любую возможность, чтобы практиковаться, ставь перед собой самые сложные задачи. Я все верну… потом… при встрече… и при случае. Так, что тут у нас еще?.. – Он положил на пол розовый комочек жеваной жвачки, неплотно завернутый в истертую упаковку, и крохотный перочинный ножик, бормоча при этом: – Ну, это совсем легкотня… С мальков, когда они в нашей тачане оказались, можно было штаны снять и на головы натянуть, они бы и не почуяли. Сидели, разинув рты, таращились вокруг. А это вообще яйца выеденного не стоит, машинально увел… – Он достал очки на ремешке, те самые, сержантика очки, которые демонстрировал нам сегодня на кухне Однако. – А, вот оно, наконец!..
Дега протянул мне ладонь, на которой лежал маленький целлофановый пакетик, запаянный, вероятно, с помощью спички или зажигалки. Внутри пакетика виднелся засохший и уплощенный цветочный бутончик – когда-то белый, а теперь пожелтевший, напоминавший старинную брошь из слоновой кости.
– Я верну! При встрече! – поспешно повторил Дега. – Просто у нее в карманах больше ничего не было. Только пистолетная обойма, но ее она бы сразу хватилась. А это… в куртке, в потайном кармане, внутри… на булавку еще застегнуто. Тоже сложно было. Сложнее даже, чем с копом…
– Сегодня вытащил? – спросил я.
– Сегодня, да. Все – сегодня.
Что-то теплое разлилось у меня в груди. Будто я выпил хороший стакан гаоляновой. Я взял у кореша пакетик с цветком.
– А ты говоришь… – произнес Дега, собирая остальное барахло. – Не так она к тебе относится! Я ведь тебе завидую, Умник, – неожиданно серьезно сказал он, поднимаясь. – Зуб даю, завидую.
Я помедлил, прежде чем ответить. Прислушался к себе. Черт его знает, вообще-то… Хотя то, что стало легче, – это безусловно.
– Успокоился, – признался я наконец.
Закурить бы сейчас! Да нечего…
– Неужто отвыкать придется? – вздохнул и Дега, когда я поделился с ним этим своим желанием.
– Чем займемся? – спросил я.
Как-то странно и непривычно было задавать этот вопрос… Вот уже третий месяц я не произносил его ни в каких вариациях – занятия нам находились всегда, искать их нужды не было. Только сегодня мы из обычного графика выбились…
– А пойдем к нашим? – вдруг предложил мой кореш, неловко отводя глаза. – Не, конечно, можно и покемарить, раз уж такое дело… Или просто балду пинать до вечера. Только как-то… ну… непонятное ощущение. Все остальные пашут, хоть их никто и не заставляет, а мы валандаемся, как… не пришей кобыле хвост. Почему-то лохом себя чувствуешь, а по идее должно быть наоборот. Странно, да?
– Идем к нашим, – просто ответил я.
И облегченно улыбнулся.
Впрочем, забегая вперед, скажу, что спокойствия моего хватило ровно до вечера.
Это произошло внезапно, как выстрел в спину из темноты.
Мы с Дегой возвращались с ужина, повернули за угол, и каменный пол коридора, треснув, разверзся у меня под ногами, словно весенний лед.
Я замер на месте, пошатнувшись на ослабевших ногах. Дега, беззаботно треплющийся о какой-то чепухе, замолчал на полуслове и тоже остановился.
И они остановились – Ветка и Макс, шедшие нам навстречу.
Они так шли – Макс впереди, Ветка чуть отставала, поспевая за ним. Он смотрел прямо перед собой, а она все на ходу взглядывала ему в лицо, явно стараясь поймать его взгляд. Как побитая собачка в надежде на прощение… И глаза у нее были припухшие, покрасневшие, и кончик носа покрасневший. Плакала она, что ли, недавно?
– Привет… – выпалил я, от растерянности, наверно, слишком громко.
– Виделись вроде сегодня, – отозвался Макс.
Это был уже прежний Макс, каким я его помнил до того, как у нас с Веткой началось… Макс, уверенный в себе, безопасливо открытый, спокойный. И взгляд его светло посверкивал, как раньше. И не было в нем той угрюмой и больной враждебности ко мне, как два месяца назад в момент последней нашей встречи… Правда, нечто новое появилось во взгляде брахмана. Этакий оттенок непонятной отстраненной торжественности…
А Ветка ничего не сказала, потупилась.
– Чего на ужине не были? – нашелся, что еще спросить, Дега.
– Знаешь, как раньше говорили? Ужин отдай врагу.
– Как это? – не понял мой кореш. – Зачем?
– Вредно, мол, на ночь наедаться.
– Во житуха когда-то была! – восхитился Дега. – Наедаться, видите ли, вредно! Да не родился еще тот враг, которому бы я свой ужин отдал…
– Мы с Ветой позже перекусим… – Макс говорил вроде с Дегой, но смотрел на меня.
– При свечах… – вырвалось у меня.