Пастушок
Шрифт:
– Я превосходно сплю в электричке, – пожала плечами Ирка, – ведь мне до Новогиреево ехать час. И обратно – столько же.
– Ты смеёшься? Два часа сна! – воскликнула Ленка, почти засунув башку под шкаф, – мне бы и пяти не хватило! Мне нужно семь. И это сейчас, пока не работаю! А вот если найду какую-нибудь работу, буду спать восемь. Иначе я просто сдохну.
– Почему два? – не поняла Ирка, – я ведь не только в поезде сплю. Маринка сказала правильно – я ложусь в час ночи, а встаю в шесть.
Ленка поднялась, чтоб снова сполоснуть тряпку. Они с Маринкой переглянулись.
– Но это бред, – сказала последняя.
– Почему? – удивилась Ирка.
– Как почему? Ты хочешь сказать, что по ночам спишь?
– Конечно. Я по ночам очень крепко сплю.
– Под рояль?
Ирка улыбнулась. Ей уже было сладко от коньяка. Ленка и Маринка внимательно на неё глядели.
– Да, под рояль. Он играет тихо. Звучат лишь верхние клавиши – ми, ре, соль, до, ми, ре, до, ля, соль. Ведь вы его даже и не слышите!
– Мы не слышим, – взволнованно согласилась Ленка, опять вставая на четвереньки, – никто не слышит, как этот рояль играет, кроме тебя! Это очень странно.
– Здесь ничего нет странного. Я ведь вам говорю, он играет тихо. Трогают только верхние клавиши. Они тихие.
– Это бред, – резко повторила Маринка, – с этим роялем всегда было всё в порядке. Ты допускаешь мысль, что тебе мерещится?
– Нет, Марина, я такой мысли не допускаю. Но спорить я по этому поводу не намерена.
– Хорошо. Тогда объясни – как ты можешь спать, будучи уверенной в том, что кто-то в пустой квартире трогает эти чёртовы клавиши?
– Я привыкла.
– Вот это уж точно бред! К такому нельзя привыкнуть даже и за всю жизнь, а ты с этим ужасом провела только пять ночей! Я тебе не верю. Ты не могла к этому привыкнуть, Ира! Ты шутишь.
– Нет, не шучу.
Ленка примирительно засопела, ползая с тряпкой. Маринка, наоборот, разозлилась и стала есть бутерброд. Чавканье одной и хлюпанье носом другой рассмешили Ирку. Коньяк качал у неё в башке какие-то звонкие и весёлые колокольчики.
– Хорошо, я всё объясню. Кто-то очень хочет мне доказать, что Бог существует. Поэтому за стеной, где никого нет, играет рояль. Но я не боюсь, потому что кто-то – добрый и щедрый. Он подарил мне пуговицу с уродливой двухголовой птичкой.
– Жалкий подарок, – набитым колбасой ртом злобно пробубнила Маринка, – и жалкое доказательство.
– Да, по поводу доказательства я согласна. Пускай предъявит другое.
– Твою отрезанную башку?
– Зачем ты так шутишь? – проныла Ленка, вставая на ноги, – вот возьму сейчас и уйду!
– Смирновка, ты лучше сядь, отдохни. Всё чисто. Спасибо.
Ленка, очень довольная похвалой, отправилась в ванную – вымыть руки, ведро и тряпку. Но на обратном пути она завернула в другую комнату, где ещё остался коньяк. Когда она вновь присоединилась к Ирке с Маринкой, последняя говорила, жуя второй бутерброд:
– Я в Бога не верю. Сказать тебе, по какой причине? Я не могу понять, как можно поверить в Бога! Физически не могу этого понять. Вот я в понедельник видела сон. Мне приснился Тишка.
– А это кто? – перебила Ирка. Ленка, усевшись с ногами в кресло, плачущим голосом объяснила:
– Это её ирландский терьер, который полтора года назад попал под машину.
– Да, да, он самый, – снова застрекотала Маринка, – он повторил моё приключение. Но ему повезло сильнее, он мучился только час. Так вот, в понедельник он мне приснился. Сон был такой. Стою на лесной дорожке, под ярким солнцем, и кричу: «Тишка, Тишка!» И Тишка вдруг появляется. И мы с ним бежим наперегонки по этой самой тропинке! Как я бежала! Так наяву ни один человек не может бежать. Со мной мчался Тишка – довольный, радостный. Его глаза сияли от счастья!
Маринка вдруг замолчала. Две её слушательницы думали, что она продолжит. Но она снова стала есть бутерброд и громко причмокивать. А потом начала облизывать свои пальчики, на которых остались крошки.
– Ну, и что дальше? – спросила Ирка.
– Дальше? Сон кончился. Я проснулась.
– И что ты этим хочешь сказать?
– А то, что это был рай. Я была в раю. Я до глубины души ощутила это всей своей кровью.
Ирка от удивления повернулась к Ленке. Но та зевала. И тогда Ирка спросила, опять взглянув на Маринку:
– Но если это был рай, что тебе мешает поверить в Бога?
– А то, что всё это было слишком чудесно и распрекрасно. Если за две минуты я чуть с ума не сошла от счастья, то как можно представить вечность, наполненную таким небывалым счастьем? Я допускаю боль, растянутую на вечность. Но такой блеск в глазах Тишки – нет! Это невозможно. Это обман.
– Почему обман? – удивилась Ленка, – в чём здесь обман? Тишка был весёлый! Помню, однажды мы с ним на рынок пошли – я, он, Юля, Оля …
Тут зачирикал дверной звонок. Досадуя, что прервали, Ленка вскочила и понеслась открывать.
– Сперва спроси, кто, – велела Маринка, – вдруг Андрианова?
Но цепочка уже гремела. Потом заскрипела дверь.
– Мамочка, ты что, ночевать здесь будешь? – послышался голос девочки.
– Нет, я скоро приду, – ответила Ленка, – скажите бабушке, что я трезвая!
– Как стекло, – нахально издеванулась другая девочка, явно старшая, – смотри, с лестницы не свались, а то разлетишься вдребезги! А ну, дай-ка мы поглядим, что там происходит…
– Юлька, не смей так с матерью разговаривать! – заорала Ленка, – ой, что вы делаете? С ума сошли? Караул! На помощь!
Но ей никто не помог, поскольку и Ирка успела уже понять, что крики о помощи, хохот, брань и рыдания в этом доме звучат по поводу и без повода. Не хватало лишь санитаров. С силою двух молодых кобыл протопав по коридору, Оля и Юля без церемоний просунули рожи в комнату.
– Добрый вечер, – хитро взглянула на них Маринка, – что вам угодно? Руслана мы здесь не прячем. И алкоголь не употребляем.
– Гоните её домой, – попросила Юля, – пожалуйста! Ей ведь завтра на собеседование!
– Опять? Ну ладно, сейчас прогоним. Только, пожалуйста, отвезите меня к Серёжке.