Пастырь Добрый
Шрифт:
Я уже говорил Вам сегодня, что, по–моему не случайно первые Батюшкины именины уже без него пришлись на Крестопоклонное воскресение. Батюшка нес огромный крест, не только свой личный, но крест, складывавшийся из безчисленных крестов его духовных детей. При жизни Батюшки мы относились к нему безжалостно. Мы нагружали и нагружали его своими грехами, и этот крест был ему особенно тяжел. Многие думали: «Вот Батюшка устает оттого, что есть много людей, которые хотят говорить с ним». Но это не так. Батюшке было тяжело от того груза, которым мы безжалостно нагружали его. Оттого и болело его сердце. И если посмотреть на это со стороны, то невольно возникает вопрос: зачем все это было нужно, зачем нужен был Батюшкин крест? Ну, если взять
А вот в духовной жизни, в богослужении находится ответ. Многие из нас после смерти Батюшки в отчаянии были за свои прежние грехи, которыми они огорчали его. Им казалось, что если бы можно было вернуть прошедшее, они все начали бы с начала, исправились бы, а теперь Батюшки нет и уже поздно.
Нет, в духовной жизни никогда не бывает поздно, еще не поздно исправить наши грехи перед Батюшкой. И теперь нам легче это сделать, потому что раньше мы были как слепые, а теперь смерть Батюшки открыла нам глаза: мы видим наши грехи и можем исправить их. Неужели же Батюшкин крест будет для нас безплодным? Я сегодня устал и мысли как будто плохо слушаются, но основа, думаю, вам ясна: на наших грехах, на покаянии и исправлении должны мы построить нашу новую жизнь.
Во имя Отца и Сына и Св. Духа. Аминь. Господи благослови.
Никогда мы не переживали таких дней, как дни, связанные с моментом смерти дорогого нам Батюшки. Наше сознание все время занято только одною мыслью о том, кого схоронили, наше сердце каждую секунду покрывает его самыми нежными ласками.
Батюшка слишком жил в наших душах, чтобы смерть его могла быть концом его жизни в нас. Мы плачем, мы опустили его тело в могилку, потеря его для нас незаменима; но печаль по Батюшке нас не убивает, — великая и сокровенная тайна единения продолжает свое существование; а, следовательно, Батюшка продолжает в нас жить, и пока мы батюшкины, до тех пор нет конца его жизни и в нас.
320
Печатается впервые по машинописи из архива Е. В. Апушкиной. Автор воспоминаний неизвестен. (По стилю причислено нами к о. Сергию, — И. И.)
Любовь и ревность не знают безысходных положений; они способны оживить даже камень; а вера в безсмертие души сбрасывает могильную плиту как с самого покойника, так и с наших сердец. И прежде, чем Батюшка воскреснет при Втором пришествии Иисуса Христа, он уже воскрес в наших сердцах.
Любовь и ревность сильнее смерти: они пересиливают природу и заставляют простое воспоминание о покойном Батюшке ожить в возлюбленном милом и дорогом образе.
Здесь действует душевная и тонкая организация женщины с ее нежной и проникновенной печалью, недоуменным удивлением перед фактом неожиданного исчезновения дорогого лица и с непреодолимым конкретным желанием еще раз увидеть Батюшку, взять у него благословение и поцеловать его руку.
Здесь женщина с быстрым и верным внутренним чувством правды в полном единении с исповедуемой религией воскрешает покойного в своем сердце и силою своей женской уверенности зажигает подобное чувство и в нас — холодных аналитиках. В этом чудо любви и ревности, в этом мировая роль женщины, этим она выявляет по преимуществу религиозный характер своей природы.
Кто теряет такого человека, как Батюшка, у того возникает искреннейшее желание собрать и сохранить все то, что только может напомнить нам его, иметь его жизнеописание, его портреты, а, в особенности, сохранить между собою свою молитвенную близость.
Весьма вероятно, что с момента
Идя таким путем, мы исполнимся радости и надежд; наши души охватит необъятное ожидание встречи, и мы действительно встретимся с Батюшкой; последует то же самое, что и было с посмертными явлениями преп. о. Серафима, с которым Батюшку многое роднит. Вот что мы читаем в жизнеописании Преподобного: Невозможно не удивляться тому, что человек, находящийся уже в могиле, ходит по всему пространству России, является в разных местах и именно для разнообразной помощи ближним. Таков–то преп. о. Серафим! Он входит во дворец богача и в лачугу бедняков, в городские дома и в крестьянские избы; всюду приносит благословение и утешение, избавление от горя и бед. То является он в сновидениях, то наяву, все по–прежнему тихий, кроткий, благожелательный. То видят во сне, как этот старец молится у изголовья больных, или, стоя у их постели, предлагает им какое–то лекарство; то он воочию является страждущим с словом привета и утешения, то охраняет призывающих его имя от разных напастей и бед и т. д.
Таким великим и святым явлениям, как жизнь праведника, свойственно очищаться и постоянно расти. Чувства к любимому человеку, который умер, приобретают еще большую любовь, чем те, которые были при его жизни и непосредственно после его смерти.
Смерть Батюшки служит началом его истинной жизни, он с нами в дороге, он и дома, он с нами на людях, он и в одиночестве, и особенно с нами он на молитве и именно в этом храме.
Образ Батюшки, утрачивая свою телесность, становится душою нашей жизни, принципом нашего поведения, духовным источником радости и утешения, спасающим нас от уныния.
А наша жизнь с Батюшкой приобретает характер чего–то священного по преимуществу; в ней поэзия, чарующая проникновенность и вернейший залог прочности нашего духовного будущего; больше того, наша жизнь с Батюшкой представляет собою то благодатное переживание праведника, от которого наше воображение исходит, чтоб представить себе, чем же тогда может быть переживание всякой благостыни и небесной, и земной. Эта вторая жизнь Батюшки в его безтелесном состоянии является гимном в честь первой его жизни во плоти: теперь очарование утончается и благоухание одуховляется.
В Батюшке отразилась небесная правда, красота, добро, и любовь. К тому же теперь, когда дух его более не отягощается томящею плотию, он получает силу потушить возможное в прошлом разъединяющее соперничество и неудовольствие между членами его духовной семьи и завязать взаимную горячую дружбу, — ведь любить тех, кого любил Батюшка, означает любовь к самому Батюшке; кроме того, самые дорогие и милые воспоминания о Батюшке составляют наше сокровище, — вместе вспоминать то счастливое время, которое было и миновало, это означает иметь среди себя того, о ком вспоминают, т. е. Батюшку; да, наконец, теперь Батюшка больше, чем при жизни, стал нашим общим посредником между Богом и нами.
Совместная жизнь в одних и тех же воспоминаниях, в одной и той же любви к Батюшке и к тем, кого он любил, в одном и том же переживании Батюшки, как общего посредника, и в одном и том же ожидании встречи нашей с ним в загробном существовании должна создать и общие привычки и правила общежития одной из тех обителей, которых у Бога много, а именно, Батюшкиной обители.
И когда наступит грозный и вместе с тем сладостный час Второго пришествия Господа нашего Иисуса Христа, то пожелаем, чтобы мы вместе, батюшкины дети, собрались около него и с успокаивающей нашу трепетную душу радостью услышали бы дерзновенный голос самого Батюшки, обращенный ко Христу: «Вот я, а вот мои дети!» Да будет! Аминь.