Пастырь из спецназа
Шрифт:
Но все оказалось вовсе не такой чушью, и Костины «сплетни» имели под собой вполне реальную основу. Потому что уже на следующий день отцу Василию позвонил отец Никифор из храма Покрова Пресвятой Богородицы.
– Ну, что, отец Василий, слышал уже? – рокочущим басом поинтересовался этот авторитетнейший священник областного центра.
– Ну… ходят всякие сплетни, – уклончиво ответил отец Василий.
– Не вздумай отдавать, – пророкотал отец Никифор. – Она и так у тебя безо всякой охраны, а в музеях тем более – сам знаешь, какая обстановка… Поставят старушенцию на двести пятьдесят деревянных в месяц, а что она сможет?
– Согласен.
– И вообще, знаешь, что я тебе скажу… только ты не ерепенься, головой подумай, прежде чем отвечать… Тебе ее по-хорошему нам отдать, в область…
– То есть? – Волна гнева захлестнула отца Василия.
– У тебя приход мизерный… Ну сколько там у тебя православных? Тыщи две?
– Две семьсот пятьдесят один, – наливаясь кровью, уточнил отец Василий.
– Ну вот… Сам говоришь, что немного… А у меня аж восемьдесят шесть тысяч… И охрана отлажена…
Отец Никифор говорил и говорил, а отец Василий боролся с собой из последних душевных сил. Он прекрасно понял, к чему клонит старый хрыч. Не выдержал отец Никифор искушения, позарился, паскудник, на чужое…
Понятно, что прихожан в области больше, хотя явно не восемьдесят шесть тысяч – откуда такая статистика, надо еще посмотреть… Главное в другом: значение намоленной поколениями наших православных предков чудотворной иконы в приходе переоценить сложно – это и есть воплощенное, живое чудо, основа основ.
– Ты подумай, отец Василий, сразу можешь не отвечать, – продолжил отец Никифор. – А на экспозицию отдавать не вздумай. Ты понял?
– Понял. – Отец Василий кинул трубку на рычаги, и телефон снова затрезвонил.
– Михаил Иванович? – назвали его мирским именем.
– Да… – устало и раздраженно откликнулся священник.
– Вас беспокоят из областного Управления культуры. Мы насчет экспозиции… Светлана Владимировна меня зовут.
Внутри у отца Василия все сжалось. «Вот оно! – подумал он. – Началось!»
Чиновники от культуры замахнулись на многое. Их насквозь атеистическое мышление было неспособно усвоить ту мысль, что икона не есть предмет светского наслаждения искусством. Нет, Светлана Владимировна, конечно, пыталась выглядеть прилично; она даже заверила, что с иконы в кратчайшие сроки будет изготовлена качественная копия, которой и предполагалось заменить оригинал на время выставки…
«Вы что, охренели?! – чуть не заорал отец Василий, когда услышал это варварское, богохульное предложение. – Как это заменить оригинал?! В храме?!» И только огромным усилием воли он удержал себя в рамках приличий.
– У нас вот и гости из Швеции как раз будут… – щебетала Светлана Владимировна. – И делегация из Санкт-Петербурга… Я знаю, что вам не положено неосвященные копии в храме держать, так вы ее заодно и освятите…
Отец Василий собрал свою волю в кулак, чтобы не обматерить эту странную работницу культуры, и шаг за шагом начал выяснять, а какие такие у них полномочия. И оказалось, что практически никаких. Единственное, чем пыталось козырять Управление культуры, оказалось какое-то согласительное письмо из секретариата патриархии. Но это был совсем другой разговор: теперь, после того как отец Василий лично познакомился с самим митрополитом Акинфием, ему секретариат был не указ.
– И речи быть не может, – победно усмехнулся он в конце разговора. – Я, как человек богобоязненный, такого надругательства над народной святыней позволить не могу.
– Ну, хоть копию снять позволите? – как-то слишком легко пошла на попятный дама из области. – Нам ведь нужно что-то высоким гостям показывать…
– В ночное время и в присутствии моей охраны – пожалуйста, – милостиво согласился отец Василий.
Художника они прислали через день. Отец Василий долго, часа два, беседовал с этим почтительным молодым человеком, но никакой опасности от него не почуял и лишь после этого отдал все необходимые указания Алексию, строго-настрого запретив отлучаться из храма хоть на минуту, пока чужой человек будет здесь.
– Понадобится в туалет, с собой тащи, – наказал он. – И чтоб храмовые двери каждый раз за собой закрывал…
Алексий с готовностью кивнул. Но отец Василий на этом не успокоился и каждый вечер уходил из храма как можно позже, ревниво наблюдая за работой молодого живописца.
А всего-то через три дня копия была готова. Священник посмотрел на это исполненное на простой сосновой доске «произведение искусства» и даже поежился: и такое убожество они хотели оставить в храме на время экспозиции в качестве «полноценной» замены. Ни благости, ни святости тщательно откопированный лик не излучал. При всех формальных совпадениях черт лица, это вообще не был Николай Угодник! Отец Василий усмехнулся, с легкостью распрощался с художником и понял, что только теперь, когда за чужаком захлопнулась храмовая дверь, его по-настоящему отпустило! И пусть себе выставляют что хотят.
Но той же ночью все повернулось по-другому.
Отец Василий вообще очень плохо спал эту ночь. Он ворочался, невольно будил жену, но едва закрывал глаза, как ему начинали сниться жуткие кошмары – с кровью, бесконечным насилием и даже сексом. И лишь к трем утра он понял, что больше не может, тяжело поднялся с кровати и прошел на кухню.
– Не спится? – вышла вслед за ним попадья.
– Нет, Олюшка, не спится, – вздохнул он.
– Все о Николае Угоднике думаешь? – легко догадалась она.
– Думаю… – признался он.
– Так сходи, не мучай себя…
Отец Василий благодарно глянул на жену и начал торопливо собираться. Он не мог сказать, в чем тут дело, но страшная тревога охватила его. «Господи, помоги! – взмолился он. – Очень прошу тебя!»
До храма он бежал бегом. Стукнул на ходу в окошко сторожу Николаю Петровичу, кинулся к дверям, дрожащими руками воткнул ключ, повернул, метнулся к иконе…
Чудотворного лика на месте не было. Совсем!
Отец Василий заскулил, оглядел храм, метнулся было в алтарь: может, забыл, переставил чудотворный лик, но вовремя остановил себя. Он прекрасно помнил, что ничего никуда не переставлял. И тогда он развернулся и выбежал наружу. Окинул взором храмовый двор, метнулся к воротам и только здесь увидел единственного по ночному времени человека. Невысокий широкоплечий мужик с огромной сумкой в руках садился в «Опель».
– Стоять! – заорал священник и кинулся наперерез машине.