Пастырь
Шрифт:
Он поднял созерцательно-углубленный взгляд и обратил его к образу богоматери. Пастырь молился об укреплении своих душевных сил, чтобы смог он указать женщине путь истинный, восстановить в ее сердце веру в жизнь.
Он положил руку ей на голову.
– Господи, всеблагой! Ты добр и милосерден, помоги грешным, ибо не знают, что творят!
И пастырь поднес к губам женщины крест. Она благоговейно приложилась к нему.
В кротких словах старца не было ни тени упрека, лаской и успокоением овеяли они сердце Маквалы.
С того дня она обрела силу для жизни, сумела сделать свою жизнь полезной для мира, для людей. Научившись различать целебные травы, она ходила вместе с пастырем собирать их и помогала ему приготовлять лекарства для больных.
14
Темной, ненастной ночью, когда небо, разверзаясь, обрушивалось на землю, когда громовые раскаты раздирали человеческий слух и молния, подобно изверженному из земли огню, слепила глаза, – пастырь и его ученица сидели перед очагом и перебирали целебные травы. Гроза бушевала в горах, скалы рушились и с адским грохотом низвергались в пропасть. Ураган вырывал с корнями деревья и, закружив их в воздухе, швырял в бездну. Природа свирепствовала и грозилась смести, уничтожить весь мир.
Покрыв колени чистой дубленой кожей, старец растирал травы на гладком камне.
– Подорожника теперь хватит, – сказал он, – дай немного мелиссы!
– Сделаем побольше, раненых ведь много, – отозвалась Маквала.
– Этого хватит хоть на целую толпу народа! – сказал старик
Женщина подала траву и снова принялась ткать шерстяную ткань на чоху. Наступило молчание, буря тоже притихла.
Вдруг снова завыл ветер, сверкнула молния, оглушительно ударил гром. Хлынул ливень, разверзлись небеса, скребущий, хрипящий гул обрушившейся в ущелье скалы на мгновенье покрыл все звуки.
Женщина перекрестилась.
– Проклятая ночь! – прошептала она.
– Быть беде этой ночью! – сокрушенно добавил старик.
Непогода бушевала.
– Небо, что ли, обрушивается на мир? – прислушался старец.
– Да, вздуются потоки, разольются, а тебе так далеко итти? – робко сказала Маквала.
– Не растаю от непогоды, а людям помощь нужна.
– Опасно, поберечься надо!
– Нет. Других надо беречь, тогда и они тебя поберегут… Бог велик и милосерден, – твердо сказал старик.
– Разве ты сегодня ночью пойдешь? – помолчав, спросила Маквала.
– Сегодня… А что?
– Ничего… Но… – голос ее задрожал.
– Что но?
– Дождался бы утра.
– Зачем?
– Чтобы не… – она не докончила и отвернулась.
– Ну, скажи, о чем ты?
– Темно, собьешься с пути! – уклончиво ответила женщина.
– Нет, Маквала, там семь человек раненых ждут меня! Как я могу не пойти? Не тревожься, с пути не собьюсь.
– Нет, нет, конечно, иди. Я бы сама тебя проводила… Старик ласково взглянул на нее. Вскоре он поднялся и стал собираться в дорогу.
Маквала укладывала в кожаную сумку лекарства.
– Поскорей, Маквала, опаздываю! – заторопил ее старик.
– Все готово! – и она привязала ему к поясу сумку. Пастырь благословил и перекрестил ее.
– Господи, исцели раненых и не оставь без своего милосердия того, кто заботится о них! – тихо помолилась она.
Старик вышел. Маквала прибрала жилье, засыпала золой горящие угли в очаге. Приготовилась ко сну, разделась, хотела перекреститься и вдруг испуганно замерла на месте: ей показалось, что кто-то снаружи налег на дверь. Она прислушалась. Все заглушил резкий порыв ветра.
– Боже, какая ночь! – прошептала она, перекрестилась и легла.
Но заснуть она не могла. Непонятная тревога сжимала ее сердце. Она и прежде часто оставалась одна, и одиночество не пугало ее. Да и устала она настолько, что недавно чуть не заснула сидя. А теперь какая-то дрожь вдруг охватила ее, лишила покоя.
Маквала давно умерла для мира, избавилась от страстей мирских. Она убила в себе все радости тела и жила только ради возвеличения духа. И никого она больше не ждала, ничего не хотела от этого мира. И все же теперь какое-то смутное ожидание прокралось к ней в душу, нежно точило ее сердце, сулило ей ласку и спасение. И она знала, что это ожидание подстерегает ее, как беда, поселяет смятение в ее сердце. Маквала почувствовала, что к ней возвращается прежний недуг. И снова кто-то налег снаружи на дверь. И снова все стихло… Никого… Она глубоко вздохнула, и на одно мгновение возник перед нею образ, навсегда ушедший из ее жизни.
В следующее мгновение она уже спокойно спала, мир снизошел на нее.
А ветер все продолжал бушевать в горах. Клонил к земле верхушки столетних деревьев, с силой бился в дверь пещеры. Раскатов грома больше не было слышно, но молния еще змеилась по нахмуренному небу, освещая разгромленную непогодой окрестность. Звери отлеживались по своим логовам, не смея высунуться наружу.
Сверкнула молния и ослепительно озарила дверь пещеры. Как призрак, приник к ней человек, закутанный по самое лицо в бурку. Ветер завихрился, с новой яростью налег на дверь. И под его ли напором дверь подалась, открылась настежь, и человек в бурке мгновенно исчез в зияющей черноте; земля ли разверзлась и поглотила его или, обратившись в крылатого злого духа, он улетел вместе с ветром?
Налег мрак, скрыл все. Природа снова неистовствовала, небо проливало ручьи слез, ветер выл, рыдал… И вдруг с этим рыданием слился бессильный женский крик… Ветер подхватил и умчал его неведомо куда, он возник еще раз, и тотчас же оглушительно ударил гром, вспыхнула молния, и земля погрузилась во мрак преисподней…
15
Наутро все успокоилось, ночное безжалостное неистовство природы смягчилось. Небо сияло чистотой, и лучи солнца играли на горных вершинах. Разоренная, растерзанная земля была печальна, но солнце всходило весело, как будто утешая ее: «Не печалься, я обогрею тебя, разукрашу снова».
Горные душистые цветы, беспощадно смятые ночной бурей, услышали этот призыв и снова подняли свои головки и радостно заулыбались. У подножья скалы появились люди, подымавшиеся к пещере. Среди них был пастырь Онуфрий, его седая грива и борода сияли на солнце.
Добрались до дерева у входа в пещеру и сели под ним отдохнуть. Было отрадно, что снова живительное солнце расцвечивает, нежно украшает мир. Беседа шла легкая, спокойная. Только старец казался озабоченнее обычного.
– Вот вы пойдете назад, и я тогда спущусь с вами к больным, – сказал он спутникам, – а теперь отдохните, подкрепитесь едой, здесь родник хороший, а у вас еще долгий путь впереди.